Этот материал был опубликован в пятом номере журнала «The Hollywood Reporter – Российское издание».

Начать с простого

Главное, чему я стараюсь научить своих студентов, — быть свободными и оставаться при этом самими собой. В любой ситуации, в любой роли. На первый взгляд задача может показаться простой, но у сцены свои правила и законы. Я прочувствовал это на себе еще в школе, когда впервые принял участие в съемках. Наблюдая со стороны за игрой профессиональных актеров, я был уверен, что у меня получится ничуть не хуже. В один из съемочных дней меня попросили сказать в кадре несколько реплик. Я очень быстро выучил текст и не сомневался в успехе. Мне казалось, что если я с легкостью произношу эти слова в коридоре, то и перед камерой сделаю это без проблем. И что вы думаете? Когда к моему лицу подъехали осветительные приборы и режиссер попросил тишину, я буквально окаменел. Начал говорить и не узнавал собственный голос. Не владея своим телом, я не знал, куда деть руки, как двигаться, куда смотреть. Сцена сковывает, сдавливает, зажимает. И единственный способ избавиться от страха публики — постоянно его преодолевать. Особых секретов здесь нет, но придется запастись терпением. В первый раз будет, естественно, сложно. В пятый — проще. А в сотый вы сможете не только спокойно ходить по сцене, но и произносить свой текст, не думая о том, что за каждым вашим движением следят сотни глаз.

И смех, и слезы

Есть актеры, которые способны заразительно смеяться и горько рыдать по команде «мотор!». Таких, правда, немного. Мне вот, к примеру, никогда не удавалось расплакаться по команде. Когда я готовился к роли Павла Власова (в фильме Марка Донского «Мать», — THR), сцена, где он должен был плакать, меня волновала больше всего. До этого я не играл драматических ролей и был убежден, что перед камерой не смогу выдавить из себя ни одной слезы. На площадке с ужасом думал, что меня ждет полный провал, и даже пытался уговорить режиссера изменить эту сцену. Но он был непреклонен. Начались съемки. Дрожащим от страха голосом я произношу свой текст, поворачиваюсь к Вере Марецкой, которая играла со мной в этой сцене, и вдруг вижу ее глаза, полные слез. Поскольку она стояла спиной к камере, ее лица не видел никто, кроме меня, — она играла не для зрителя, а для партнера. Помню, как она коснулась меня дрожащей рукой, и в этот момент я почувствовал, как по моим щекам покатились слезы. Вера Петровна играла не только для меня, но и за меня. Я в этой сцене должен был делать лишь одно — смотреть на ее лицо… Есть, конечно, и чисто механические приемы, которые позволяют выжать из себя слезы. Одни прибегают к уловкам вроде горчицы, лука, глазных капель и нашатырного спирта. Другие стараются вспомнить самое печальное событие своей жизни. Но я не рекомендую использовать подобные приемы. В конце концов, какого результата вы хотите добиться? Активизировать свои слезные железы или все-таки войти в нужное эмоциональное состояние? Взгляните в глаза своему партнеру. Прочувствуйте ту ситуацию, в которой находится ваш герой. Вдумайтесь в каждое слово, которое вы произносите. Никакая уловка не сравнится с глубоким погружением в роль — нервы, провоцирующие нужные реакции, начинают в этом случае работать сами собой.

Побороть сопротивление

Залог творческого успеха — в преодолении себя. Только осваивая непривычный, сопротивляющийся материал, ты можешь расширить границы своих возможностей. Одним из самых сложных героев стал для меня Гуров из чеховской «Дамы с собачкой». Мне очень хотелось поработать над этой ролью: и потому что это Чехов, и потому что сам персонаж позволял попробовать другое амплуа. Мои противники считали, что я еще слишком молод для этой роли. Чтобы окончательно убедить Иосифа Хейфица (режиссера «Дамы с собачкой», — THR) в том, что я подхожу, пришлось обратиться к актерским хитростям. Я отпустил бороду, начал немного сутулиться и надел на пробы туфли большего размера, чтобы походка казалась солиднее и тяжелее. Позже, однако, выяснилось, что возраст Гурова на самом-то деле почти совпадал с моим.

Наставники

Конфликтов на съемочной площадке у меня не было никогда, хотя снимался я довольно много. Наверное, секрет в том, что я всегда тщательно подходил к выбору ролей. И еще тщательнее — к выбору режиссеров, которые становились для меня еще и наставниками. Как вы думаете, у кого больше шансов стать хорошим виолончелистом: у того, кто занимается с Мстиславом Ростроповичем или просто с хорошим педагогом? Мне повезло: моими учителями были Ростроповичи в сфере кино. Иосиф Хейфиц, который снял меня в шести картинах, дал мне и первые уроки режиссуры. Работая над сценарием «Шинели», я ежедневно показывал ему свой текст, а он безжалостно вычеркивал все, чем я особенно дорожил, все, что удавалось выстрадать за ночь. И наоборот: те моменты, которые мне казались почти проходными, он хвалил и выделял красным карандашом. Я с ним не спорил и принимал все замечания как данность. Знал, что многое мне удастся понять лишь после того, как я сделаю свой первый фильм. Так и вышло: пришло время, и я понял, что он был во всем прав.