Этот материал был опубликован в седьмом номере журнала «The Hollywood Reporter – Российское издание».Рената Литвинова: Перед нашей встречей подумала, что у нас с вами, Таня, есть одна общая черта: будучи непрофессиональными актрисами, мы почему-то приобрели известность именно в этой области. Я всегда отбивалась быть артисткой — ведь что это такое? — ты отдаешь свое тело в аренду на временное пользование. Поэтому очень часто отказываюсь сниматься, порой даже у хороших режиссеров. А это наказуемо, потому что хорошему режиссеру ты вообще не имеешь права отказывать. Я же этим занимаюсь регулярно: «Нет, извините, я не артистка». В данном случае это то, что нас с вами сближает — мы либо меньше, либо больше, чем артисты. Не случайно, что судьба в конце концов привела нас к «Последней сказке Риты». Татьяна Друбич: Это было закономерно. Раньше мы сталкивались в основном по-светски: «Ну здрасьте и здрасьте», политес такой. Только помимо внешних обстоятельств существует и что-то другое, связывающее людей. Сложно объяснить, со мной такое не часто случается, но у меня есть «подключение» к вам через ваши картины. Не знаю... А как вы относитесь к «Настройщику»… Литвинова: Хорошо, конечно! Друбич: Вы там гениальная. Я посмотрела фильм, перемотала назад и по второму разу — не могла оторваться. Картина на меня действует гипнотически, а я вообще не подвержена гипнозу. В вас вообще есть что-то такое…

Литвинова: Если вы говорите о том, как я существую на экране, то кого-то это, наоборот, раздражает. Моя мама говорит о каких-то моих появлениях: «Я ничего не поняла, что ты там говорила, но не могла оторваться». А фильм наш ей понравился, подошла и поздравила Земфиру — и музыка ей понравилась с первых строк. Хотя, конечно, в процессе монтажа я много чего «отчикала» на пользу картине. Краткость — сестра таланта. Друбич: Да и неважно, это всем пошло на пользу. Литвинова: Некоторые артисты на меня обижаются. Но это было сделано во имя фильма. Друбич: Я к этому отношусь спокойно. Как в оркестре — у каждого своя партия. А я — абсолютно оркестровый человек, в жизни и в работе. Меня вот завораживают те, которые в тарелки бьют: всю симфонию переживают, чтобы в финале три раза сделать «бум-бум-бум!» И уверены, что у них самая главная партия. Вот это преданность! Вот это люди! Литвинова: У меня с «Последней сказкой Риты» только одна печаль — что не могла заплатить хорошему оператору. Не позволял мой частный бюджет! Взяла студентов. В результате много материала пришлось переснимать из-за нерезкости и тряски в кадре. Было несколько операторов в процессе съемок. Очень у нас испортился операторский цех, совсем не встретились талантливые наотмашь художники света! Друбич: И в результате все получилось. Мне понравилось то, что я увидела на экране. Литвинова: Но мы это изображение выстраивали. И все сложилось скорее не благодаря, а вопреки. Земфира тоже получила колоссальный стресс на этой картине в процессе работы со звуком. Ведь мы практически с ней вдвоем сделали фильм, а она, написав музыку, еще и выруливала атмосферу, сидела на всех сменах перезаписи и контролировала рассинхрон: она видела, что губы говорят, опережая звук на доли секунды, а звукооператор на кнопках этого не замечал! Глаза удивленные делал… Представляете? С кем работать тогда?! Друбич: Их даже не волновало, что это Земфира? Литвинова: Сначала, может, и волновало, но потом, поработав и получив от нее столько критики, они вздрагивали, когда она входила. Ее же нельзя провести, она сама в этих программах разбирается и, будучи перфекционистом, требует от них результата, как от себя. Представляете, она слышала то, что не слышал звукорежиссер! И этот упитанный Вася или Федя, не важно, сидит, водит кнопки и не может попасть. Притом что эти товарищи — самые успешные, работают на всех интересных проектах, и оплата у них такая, что не снилась ни одному хорошему врачу, например. Или как отчаянно мало платят артистам, которых хотят видеть звездами. А в принципе они единственные, кого видно в картине. Мои актеры были настоящими соратниками и разделяли со мной все тяготы, снимаясь практически бесплатно, за искусство. Друбич: Я, кстати, на съемках очень переживала, как в конце концов все сложится. Казалось, что у меня и здесь провал, и там, что тут не поняла и там не уловила. Теперь могу в этом признаться. И самым трудным испытанием было выдержать ту свободу на площадке, которую вы давали артистам. Литвинова: Ну надо же! А мне-то казалось, что я всех в оковах держу. Представляете?! Друбич: Наоборот! И из-за этих переживаний боялась на премьеру на ММКФ идти. Поэтому посмотрела фильм заранее, на пресс-показе: подождала, когда в зале погасят свет, чтобы себя не выдать… Вышла довольная и изумленная. Литвинова: Ой, Таня, какая ж вы непростая! Друбич: Ну какая же я простая?! В общем, после просмотра поняла — сложилось и повезло! Конечно, мои сомнения были от того, что я слишком поздно вошла в картину. Мне бы еще чуть-чуть разогнаться. А то сначала на ощупь, а когда нащупала — конец фильма. Литвинова: У вас в фильме были совершенно нетипичные для вас эмоциональные проявления, например, драка с этим врачом, шатания спившейся бессильной женщины. В конце концов, просто столько ваших красивых планов, где вы на скамейке с воронами. Ужас, как они вас там обклевали, такие ревнивые оказались к своему месту. Особенно внизу была самая подлая. И когда вы вышли из кадра, они остались сидеть на этой скамье с таким довольным видом, как победители: «Ушла!» (Смеются.) Друбич: Ревнивые птицы оказались. Я потом думала, а почему у нас вороны? Они что-то символизируют? Литвинова: Смерть. В каждой культуре свои символы смерти, я это специально изучала: бабочка, нарциссы, женщина в белом платье, песочные или башенные часы, змея, лестница. Вы поразитесь, сколько этих древних символов. В какой-то момент подумала, куда ни кинься, они везде… Прокатчики «Последней сказки Риты» так процитировали о концепции фильма мою мысль: «Все мы — будущие мертвые». Я бы уточнила, что если люди и забыли об ангелах смерти, то эти высшие представители о нас — нет! Особенно в мегаполисе люди притупляются, игнорируют тонкий мир в этой суете. Как уходить, как провожать тоже забывают и просто боятся. Я лично верю, что там меня ждет новое путешествие, это скорее облегчение — добегаешь дистанцию и касаешься финишной ленточки. Но в России эту тему не любят, ни живых, ни мертвых не уважают, а уж как неважно относятся к промежуточным, то есть умирающим, вы, Таня, лучше меня знаете… Друбич: Конечно, я же хосписами занимаюсь. Литвинова: А вообще, в моем фильме все это показано сквозь призму комедии. Я ненавижу сама такие фильмы с темами, после которых можно только пойти и повеситься, и намеренно делала фильм светлый, хоть и про Смерть. Друбич: Наоборот, не хочется ни стареть, ни умирать и жить интересней-интересней. Шутка. Фильм такой ясный, смешной, неожиданный и искренний. Не всякий может себе это позволить! Литвинова: А некоторым, уже не глядя, заранее не нравится. Есть такие люди, полярные ко мне, они не принимают меня любую. Я это про себя знаю и не ропщу. Друбич: Недавно вернулась с фестиваля на Сахалине, где была с нашей картиной. Одна дотошная зрительница все пыталась выяснить, что означает венок из сигарет на голове героини. Мол, что это, про здоровый образ жизни? Литвинова: Как вообще можно задавать художнику вопрос, что обозначает какой-то образ? Что за прикладной тип мышления? Если табуретка — надо сидеть. Стакан — пить. А если папиросы, их надо выкурить, а не на голове носить. Народ попадается антихудожественный и необразованный. Я, конечно, не хочу оскорблять всех зрителей, но есть очень темные, смысл им совсем не открывается. У меня уже есть «черный список» тех, кто говорит глупости. Для меня это странно, ведь там все пережевано и разложено по полочкам. Но иногда неприятие фильма возникает на уровне «ты такая, я тебя терпеть не могу». И мужчинам некоторым тоже сложно бывает «смысл расшифровать». Друбич: Ну мужчины — это понятно… Кстати, все хочу спросить, а Лене-то понравилось? (Один из непрофессиональных актеров из картины, друг Ренаты Литвиновой. — THR) Литвинова: Мне кажется, он очень гордится. Леня давно у меня просил какую-нибудь роль, и много лет назад я ему сказала: «Тебе очень пойдет шаркать ножкой и говорить: «Добро пожаловать в мир мертвых». И бац: он получил свою коронную фразу! У нас вообще много смешного. Какой неожиданный Коля Хомерики, которого кто-то из критиков назвал «бессловесной собакой на все горести жизни», с чем я не согласна! Как он должен реагировать? Плакать, болтать без умолку? Он же мужчина. Мы его, кстати, переозвучивали. Друбич: Да?! А я и не поняла. Литвинова: Отличить невозможно. У Хомерики голос монотонный, и за него говорит артист Игорь Хрипунов из МХАТа. Друбич: Кстати, а когда у вас спектакли? Очень хочу посмотреть. Литвинова: Сейчас будет премьера «Свидетель обвинения» по Агате Кристи, я вас приглашу. Я там закалываю за измену любовника. Прелесть. Друбич: А я вот на днях посмотрела фильм Сигарева «Жить». Тоже про жизнь — смерть. Из головы не идет. Видели? Литвинова: Я русское кино почти не смотрю. Как начинаю, меня не устраивает качество, начиная с титров. Таких, как Кира Муратова, мало. А представляете, какая у нее драма с ее продюсером Коханом? Вроде бы как за какие-то растраты на него завели уголовное дело. И как же тогда ее новый фильм «Пробы», где осталось совсем чуть-чуть работы? Деньги заблокированы, все остановлено. Я ездила бесплатно доозвучивала. Друбич: А как с ней работать? Литвинова: Я Киру люблю. Когда-то у нее был такой период, когда она кричала, а сейчас умиротворенная за монитором. Мы уже как родственники, можно и поплакать, и пообижаться. Но Кира грустно говорит, что «Пробы» — это ее последнее кино, и меня это очень печалит. Я видела черновой вариант, это потрясающе. Друбич: А для меня наркотиком стали сериалы HBO. Все лучшее, что было в американском кино, перешло в них. Вот в таких бы я снималась с удовольствием. Литвинова: Надо нам тоже сделать сериал. Но не такой, как эти жуткие деревенские или милицейские телевизионные муки. Я очень хочу снять что-то жанровое: детектив, фильм-нуар, шпионскую историю, где бы было много женских ролей. Друбич: Прекрасно! Давайте думать.