THR: Хелен, в этом году на экраны вышел фильм Бена Луина «Суррогаты», в котором ваша героиня помогает главному герою избавиться от девственности. Как вы решились на роль секс-суррогата? Ведь количество откровенных сцен в этой картине зашкаливает даже для независимого проекта.Хант: Нервничала, конечно, безумно. Но я так давно не читала ничего подобного! Сильная, красивая, очень необычная история. А еще меня сразила сама Шерил Коэн Грин — женщина, ставшая прототипом моей героини. До нашей встречи я рассуждала так: «Ее ни в коем случае нельзя облагораживать. По сути — это обычная проститутка». Но потом я увидела перед собой красивую 60-летнюю женщину, пережившую рак, воспитывающую внучку и до сих пор работающую секс-суррогатом. Не ради денег или оргазма, а ради того удовольствия, о котором ее пациенты могли бы никогда не узнать. На мой взгляд, очень благородная миссия. Ну да, мне пришлось пару раз оголиться перед камерой — не самая страшная жертва ради столь яркой роли.

Филд: Интересно, а когда вы проводите круглый стол с мужчинами, вы тоже их расспрашиваете об откровенных сценах? Вайц: О скорой старости? Об отношении к возрастным ролям? Хант: Когда Хиллари Клинтон баллотировалась на пост президента, журналисты расспрашивали Обаму о зарубежной политике, а ей задавали один и тот же вопрос: «Как вам удается так хорошо выглядеть, постоянно переезжая из города в город?» THR: Вряд ли вы будете спорить с тем, что Голливуд предъявляет женщинам более высокие требования, нежели мужчинам…Адамс: Такова суровая реальность. Нам постоянно твердят, что у каждой актрисы, уж извините за грубость, есть определенный «срок годности». Время не идет нам на пользу. Не думаю, что эта проблема может быть актуальна для мужчин. Филд: Мне шестьдесят шесть лет, у меня на полке куча наград, и, казалось бы, я не должна кому-то что-то доказывать. Но я боролась, как черт знает кто, чтобы добиться участия в «Линкольне». Лет шесть-семь назад, когда Стивен (Спилберг. — THR) только-только задумал этот проект, он сразу предложил эту роль мне, и я, естественно, сразу же согласилась. Хотя внутренний голос уже тогда мне шептал: «Салли, не обольщайся, до съемок дело все равно не дойдет — тебе никогда этого не сделать». И что вы думаете? К началу подготовительного периода у них сменился исполнитель главной роли — вместо Лиама Нисона появился Дэниэл Дэй-Льюис, который на целых десять лет младше меня. Я понимала, что это может стать серьезной проблемой. Тем более, что моя героиня, Мэри Тодд Линкольн, младше меня вообще лет на двадцать. Ну и Стивен это прекрасно понимал: «Извини, я просто не вижу тебя рядом с Дэниэлом…» Он совершенно не ожидал, что я начну сопротивляться: «Стивен, проверь меня! Я просто так не уйду!» Специально для этого «теста» милосердный Дэниэл прилетел из Ирландии, мы встретились и начали импровизировать: всего за один час я превратилась в Мэри, он — в мистера Линкольна. Я не успела добраться домой, как раздался звонок, и я услышала голоса Стивена и Дэниэла, которые буквально орали в трубку: «Ты станешь нашей Мэри? Ты согласна?» (Аплодисменты.) Вайц: Нужно брать инициативу в свои руки! Иначе не выжить в этой дикой киношной среде. Мне вот говорят: «Тебе больше не стоит ходить на прослушивания. Сами придут и сами позовут». Но в прошлом году, когда я прочла приквел к «Волшебнику страны Оз», первое, что подумала: «Боже, как же мне нравится эта героиня!» Настоящая ведьма! Истинное воплощение зла! Правда, у Сэма (Рэйми, режиссера картины «Оз: Великий и Ужасный». — THR) были свои представления о том, кто должен играть эту роль, и в уже придуманный им образ я, видимо, никак не вписывалась. Но меня такие препятствия только вдохновляют, и я поплелась на общий кастинг. Первые несколько часов мы с Сэмом просто общались — он задавал вопросы о моих родителях, о детстве, о друзьях. А потом он снял короткий диалог, который я прочла в паре с кастинг-директором. И все! Роль стала моей. THR: А за какие роли вы готовы бороться в будущем?Вайц: Меня безумно вдохновляет история известной активистки Джулии «Баттерфляй» Хилл, которая больше двух лет провела на 55-метровом дереве в Калифорнии, стараясь остановить вырубку леса. Это так трогательно, не находите? Но все, кому я предлагала развить этот сюжет, говорят одно и то же: история любопытная, но для экрана не годится. Драма с женщиной в главной роли — штука и так крайне рискованная. А в случае, когда единственная локация — это дерево, становится еще сложней. Хант: У меня все банально — леди Макбет. Хэтэуэй: А я мечтаю сыграть Екатерину Великую, сейчас как раз дочитываю о ней книгу. Она была великолепна. Ее жизнь — великая история, в которой чего только не намешано: разочарования и победы, власть и бессилие, любовь и секс... И все с настоящим русским размахом! Ради этой роли я бы пошла на многое. Филд: А знаете, что меня беспокоит? Даже в книгах — не говоря уже об оригинальных сценариях — тяжело найти яркую женскую возрастную роль. Если там и появляется немолодая героиня, это всегда лишь фоновый персонаж. Котийяр: Но ведь можно переключиться на что-нибудь оригинальное. Я вот, к примеру, всегда мечтала сыграть монстра, а такие роли доступны в любом возрасте. Думаю, из меня получился бы отличный Голлум во «Властелине колец». Хэтэуэй: Салли, я тебе никогда этого не рассказывала, но однажды я чуть не написала для тебя сценарий. Остросюжетный шпионский боевик с сильной женской ролью. Я с самого начала знала, что ты будешь идеальной кандидатурой: кому бы пришло в голову подозревать такую милую женщину в шпионаже? Надо бы вернуться к этой истории. Или замутить что-нибудь еще. Всем вместе, а? Вайц: Может, начнем с женской версии «Мальчишника в Вегасе»? Соберемся и устроим 24-часовую попойку. Что скажете? Хант: Я за! Можем в принципе без сценария обойтись. И оператора, кстати, звать не стоит… Этот материал был опубликован в январском номере журнала «The Hollywood Reporter – Российское издание».The Hollywood Reporter: Сомневаться в вашей востребованности уже давно не приходится — не за каждую актрису готовы бороться такие мэтры, как Стивен Спилберг, Том Хупер, Тим Бертон, Кристофер Нолан… А вы помните те времена, когда вам самим приходилось ожесточенно бороться за роль?Рэйчел Вайц: Самая ценная добыча в моей карьере — «Преданный садовник». Надеясь заполучить главную женскую роль, я преследовала бедного Фернанду (Мейреллиша, режиссера фильма. — THR) как охотничья собака. Какие-то бесконечные звонки, бесцеремонные письма о том, почему именно я — идеальная кандидатура на эту роль… Настоящие английские леди так, конечно, не поступают. Но я знала, что просто не могу упустить этот шанс, и на британские корни пришлось откровенно забить. В конечном итоге, режиссер сдался, отметив, что упорство — важнейшая черта характера моей героини. Хелен Хант: Еще лет десять-пятнадцать назад биться приходилось чуть ли не за каждую роль. Я всем казалась слишком молодой, слишком светловолосой, слишком сериальной — в общем, слишком неоднозначной кандидатурой. И я постоянно сталкивалась с одной и той же проблемой: режиссер был готов меня утвердить, студия — ни в какую. Обратная ситуация сложилась с картиной «Лучше не бывает». В то время мое имя уже было на слуху, благодаря участию в блокбастере «Смерч» и телепроекте «Без ума от тебя» (сериале, который принес Хелен Хант три «Золотых глобуса» и четыре «Эмми» и превратил в самую высокооплачиваемую актрису на американском ТВ. — THR), и студийные продюсеры очень хотели заполучить меня на главную роль. Но режиссер почему-то уперся. Пришлось серьезно попотеть, доказывая ему, что я уже доросла до того, чтобы играть в паре с Джеком Николсоном.

Марион Котийяр: А у меня был печальный опыт такой борьбы за роль. Я так хотела поработать с режиссером, так сражалась за проект (речь идет о фильме Карима Дриди «Последний полет». — THR) — и что в итоге? В течение двух съемочных месяцев, проведенных посреди пустыни, я мечтала лишь об одном — убить сначала его, а потом себя. За то, что он оказался такой бездарностью, а я — такой непроходимой дурой. Ну как можно браться за работу, не имея ни малейшего представления о том, чего ты хочешь добиться? Я еле себя сдержала, чтобы не придушить всех, кто оказался со мной на этих чертовых съемках. И когда меня номинировали за этот фильм на французскую версию «Золотой малины», а саму награду так и не дали, я даже расстроилась. Честное слово! Не хочу показаться гадиной, но у меня и речь для церемонии была заготовлена: «Без этого замечательного режиссера мне бы никогда не удалось добиться такого успеха!» THR: А что, на ваш взгляд, страшнее? Оказаться в такой ситуации, как Марион, когда режиссер явно не дотягивает до вашего профессионального уровня, или в обратной, когда вы сами не вытягиваете свою роль? Если такое возможно, конечно…Хант: Страшно и то, и другое. Ведь важен результат, не правда ли? И в обоих случаях он будет одинаково паршивым. Энн Хэтэуэй: Но в первом случае это вроде бы не твоя вина, о чем можно открыто заявлять на каждом углу. А когда ты берешься за сложную задачу и не справляешься с ней — вот это по-настоящему страшно. Вайц: Но этот страх — получится или не получится, смогу или не смогу — просто необходим, чтобы держать себя в тонусе. Если сравнить актера с двигателем внутреннего сгорания, то страх — это топливо, которое приводит его в движение. Наоми Уоттс: Согласна — без этого томительного, щемящего чувства ничего не произойдет. Я боюсь каждой новой роли, боюсь той неизвестности, которая ждет меня впереди. И всегда предпринимаю попытку удрать, причем в самый последний момент. Звоню режиссеру и дрожащих голосом говорю: «Вы знаете, у меня ничего не получится, извините…» Помню, когда меня утвердили в «Малхолланд Драйв», я была в неописуемом ужасе. К тому времени позади были годы и годы неудачных кастингов, сотни отказов. Одни утверждали, что я слишком подхожу, другие — недостаточно, третьи — совсем не подхожу. (Смеется.) Меня довели до такого состояния, что я начала чувствовать себя полным ничтожеством. И тут появился Линч, встретился со мной взглядом и что-то увидел. Как в сказке… Эми Адамс: Мне было тридцать, когда я получила роль в «Июньском жуке», и такие истории мне хорошо знакомы. Во время бесконечных хождений по кастингам я внимательно изучала опыт более удачливых коллег, пытаясь разгадать формулу успеха. Лишь надежда на то, что скоро и я встречу своего Дэвида Линча, помогла мне набраться терпения и сил. А временами так и подмывало плюнуть на все и вернуться наконец к реальной жизни. Вайц: Хм… А что такое реальная жизнь?

Салли Филд: Фривэй, скоростная автомагистраль! И она, кстати, пугает куда больше, чем новые роли. (Смеется.) THR: Энн, два года назад вы провели весь вечер на сцене тогда еще театра «Кодак» — на правах соведущей оскаровской церемонии. Как впечатления?Хэтэуэй: Ох, даже вспоминать страшно… Хант: Но ты держалась великолепно! Хэтэуэй: Спасибо, я очень старалась. Но в этом, наверное, и была моя главная ошибка. Думаю, что на экране я выглядела, как пятнадцатилетняя девочка из группы поддержки. Милая, но с придурью. (Смеется.) Я поняла, что никогда нельзя так явно переигрывать — и больше не пытаюсь понравиться всем любой ценой. Несмотря на такой своеобразный провал, я, конечно, ни о чем не жалею. Но и пересматривать запись с этой церемонии не буду никогда. Филд: Это мне напомнило то, как я участвовала в церемонии вручения «Золотого глобуса». Это было где-то в конце 1970-х… Боже, я уже так стара?.. Я тогда снималась в дурацком сериале «Летающая монахиня», находилась в перманентной депрессии и весила 40 тысяч фунтов. А организаторы «Глобуса» решили, что будет жутко весело, если я надену костюм монашки, пролечу в таком виде через весь Cocoanut Grove (ночной клуб отеля Ambassador в Лос-Анджелесе, где вручали премию «Золотой глобус» с 1955 по 1970 год. — THR), приземлюсь на сцене и поздравлю победителя. Мне тогда не хватило мужества, чтобы послать их ко всем чертям, но облачаться в костюм монашки я наотрез отказалась. В итоге на меня напялили какую-то фигню из розовой тафты и в этом прекрасном одеянии, да еще на скорости 400 миль в час, я прилетела прямиком в объятия Джона Уэйна. И у этого перформанса, уж поверьте, не было вообще никакого смысла — в черной рясе я хотя бы за летающую монашку могла б сойти… Нет, ну вы только представьте это сочетание: маленькая жирная Салли Филд, розовая тафта и полет через Cocoanut Grove. (Смеется.) Вайц: Зато ты настояла на своем. А это дорогого стоит. Хэтэуэй: Кстати, Рэйчел, давно хотела тебя спросить. Это правда, что у тебя на бедре есть татуировка с изображением лестницы? Вайц: Только не подумайте, ничего пошлого! Это всего лишь символ авангардной театральной труппы. Еще во время учебы в Кембридже я участвовала в студенческих постановках, и в одной из них все действие было сосредоточено вокруг лестницы. Сначала я на нее забиралась, а меня спихивали, потом я спихивала свою партнершу. Дело нередко доходило до крови. Нам было по восемнадцать, и казалось, что это действительно круто и радикально. Так и появилась идея этой тату — очень хотелось увековечить свой первый актерский опыт.