Канны 2018: Ларс фон Триер и дом в конце тоннеля

16.05.2018Марина Латышева

В Каннах состоялась премьера нового фильма Ларса фон Триера. Так что, в принципе, фестиваль удался.

«Дом, который построил Джек» Ларса фон Триера – история про серийного убийцу, который увлекается архитектурой. Датчанин привез фильм в Канны после многолетнего перерыва. В 2011 году тут случился скандал, когда во в ходе пресс-конференции по поводу показанной только что «Меланхолии» режиссер высказался насчет Гитлера. Фестивалю высказывание не понравилось, и Триера от Канн отлучили. В этом году простили и вернули обратно, но новый фильм представили вне конкурса. Те, кто следит за новостями из Канн, выдохнули два раза: когда прочли, что возмущенная каннская публика валила с премьеры, и когда выяснили, что утенок, которому прямо в кадр отрезали лапку, ненастоящий.

Герой фильма - заглавный Джек (Мэтт Диллон), инженер по профессии, архитектор в мечтах и серийный убийца по призванию. Или по необходимости – это дискутабельно. Джек желает построить дом своей мечты. И систематически убивает людей – жертв около шести десятков. Закадровому собеседнику, который называет себя Вердж, по его же просьбе Джек рассказывает о пяти убийствах. В том числе и о том, с чего все начиналось, а также ради чего все это делается. Размышляет о связи убийства и искусства, о похожести творцов и инициаторов геноцида, например. Собеседник слушает, комментирует, вступает в спор, потом, конечно, появится в кадре лично.

Тут, пожалуй, стоит уточнить, что когда в связи с Триером говоришь «фестиваль удался», то имеется ввиду даже не сам фильм, а то, как в ходе фестивальных показов полыхнуло. Полыхнуло на этот раз не то, чтобы очень, но вполне себе неплохо. Прошла информация, что в ходе премьеры из зала вышло около сотни человек, уходили и возмущенные журналисты с пресс-показов. И это организаторы еще обошлись без пресс-конференции. Яростные рецензии и просто твиты уже в ассортименте.

В случае с «Домом…» в ход можно пустить все формулировки касательно творчества Триера: обитатель дурдома, манипулятор, наоборот, человек, который отважно обнажает перед зрителем свою душу и свои кошмары. Женоненавистник? Пожалуйста. Зацепитесь хоть за едко произнесенное героем «женщина всегда невинна, мужчина всегда преступник», хоть за характер убитых, в основном недалеких и жадных особ и вообще кошелок. «Все женщины, которых ты убивал, были такими глупыми? - Я убивал и мужчин. - Но ты говоришь только о женщинах. - С ними проще работать», - даже этого диалога с Верджем с Триеру будет мало, и в кадре отрежут, а до того совершенно оскорбительно разметят красным маркером, для точности будущего разреза, женскую грудь.

Провокатор, любящий шокировать? Нет проблем. Вышеуказанная грудь, убийства детей, таксидермия их же и др., и пр. Ну, и отрезанная птичья лапка. О прошлом Джека зритель знает мало, едва ли не единственный эпизод: маленький герой секатором отрезает утенку конечность. Ну разумеется, ведь все маньяки в детстве издевались над животными. Потом, правда, выяснилось, что лапка ненастоящая, и никто из представителей фауны во время съемок не пострадал. Из других клише – обилие красного цвета и люди натурально с косами в кадре.

Самое неприятное, что будут говорить о новом Триере – скука. Это такой очевидный способ не просто задеть, а задеть в ответ, учитывая то, как внятно высказывается он в «Доме…» о современной культуре безразличия. Одна из его жертв даже орет в окно, умоляя о помощи, а окружающим плевать.

Но размышлять о режиссерском кризисе касательно «Дома, который построил Джек» как-то грустно. В последней части фильма герой спускается в ад, на пару с визуализировавшимся Верджем, то есть Вергилием (его играет Бруно Ганц, который когда-то играл в «Бункере» Оливера Хиршбигеля Гитлера, и это еще одно интересное поле для трактовок фильма и смысла появления «Дома…» на Каннском кинофестивале). Когда автор так придирчиво препарирует ад в своем герое или внутри себя, что вроде бы одно и то же, обвинять его в манипуляции не тянет. Тогда уж все кино, все искусство – манипуляция.

Да что там, как бы сама жизнь не оказалась чьей-то манипуляцией. Но говорить о таких вещах в приличном обществе сегодня не принято.