Киногород: Павел Руминов о ГЛАВКИНО — «Сюда влез бы целый “Титаник”»

05.09.2012Андрей Трумен

Под Москвой открылось ГЛАВКИНО — новейший и, как заявлено, самый технологичный кинокомплекс в России. После экскурсии по этому полностью автономному киногороду режиссер Павел Руминов обсудил с генеральным директором студии Ильей Бачуриным, что происходит с кинопроизводством в стране и зачем вообще нужны новые студии.

Этот материал был опубликован в пятом номере журнала «The Hollywood Reporter – Российское издание».

Илья Бачурин: Ну и как тебе здесь?

Павел Руминов: Самое первое впечатление — все это выглядит очень соблазнительно. В последние годы я открыл для себя более простой, «датский» способ съемок (без света, на камеру типа Canon 5D) и дал слово больше не возвращаться в павильон. Но вот походил по вашим помещениям — они очень искушают: здесь можно что-то построить, похулиганить, замутить. Сюда влез бы целый «Титаник»!.. Говоря про деньги и сборы, про реакцию и сегменты рынка, про возрастные группы и трехмерный формат, мы часто упускаем главное: студия — это место, где можно создавать истории и сны! У вас, по-моему, можно. Все-таки из всех заводов, которые только можно представить, самым романтическим местом остается «завод» по производству фильмов. Кстати, видел, как в павильоне снимается детский фильм (эпизод «Страны хороших деточек», режиссер Ольга Каптур. — THR). Мы с сыном его потом обязательно посмотрим, потому что, когда у тебя есть семилетний ребенок, ты смотришь все фильмы со спецэффектами. Думаю, в итоге здесь много будет сниматься таких проектов.

Бачурин: Уверен, что у студии впереди долгая жизнь с массой хороших и, надеюсь, даже великих проектов. Приятно слышать твои слова, поскольку ты — один из первых наших гостей. Романтика, творческий дух для нас — тех, кто начал делать этот проект и представляет его сейчас (другие учредители ГЛАВКИНО — Федор Бондарчук и Константин Эрнст. — THR), — очень важны. Глядя со стороны на процесс создания нашей студии, люди находят массу причин и мотивов, зачем мы это делаем. Некоторые реальные, но есть и абсурдные. Говорят, пытаемся делать деньги или монополизировать кинопроизводство. Но заработать на павильонах крайне сложно: их рентабельность ограничена верхней ценовой планкой на аренду, и ее не переплюнешь. Наш план предполагает выход на окупаемость лишь через десять лет. Для любого разумного бизнесмена это очень непростой проект. Возможно ли монополизировать через павильоны какой-то сегмент отечественного кино? Тоже абсурд! Кино — свободное во всех отношениях искусство. Хорошие павильоны развязывают руки, предоставляют чуть больше технической свободы, позволяют сосредоточиться на творчестве. Чтобы избежать гнетущей технологичности интерьеров и экстерьеров, мы перебрали массу творческих решений и пришли к идее настроечной телевизионной таблицы, которая дала нашему фасаду такое разноцветье. Также на территории появятся арт-объекты — но говорить о них пока не хотелось бы, чтобы не раскрыть интригу.

Руминов: Знаешь, однажды я гулял по студии FOX. Это такое friendly place: мы просто сказали охране, что идем туда-то, нам поверили на слово и впустили. Оно совершенно не выглядит как место, где каждую секунду какие-то циничные люди пытаются завоевать мир: вокруг белые, выжженные солнцем коробки. Правда, на них висят панно из классических фильмов. К примеру, с Мэрилин Монро в развевающейся юбке. Я вот смотрю в окно и понимаю, что у вас есть прекрасная стена: если повесить кадры из старых советских фильмов, возникнет абсолютно новое пространство! И я не потому это все говорю, что моя бывшая девушка — классный художник и я хочу оставить ее координаты… Просто после посещения студии FOX я вернулся в Россию и увидел противоположную картину: обычную коммерческую русскую студию — серую, угрюмую, холодную. Не буду говорить, какую именно, но все в ней было как-то показательно и нагловато, словно говорило: «Это тюрьма, чувак! Здесь мы просто делаем продукт!» И вот по этой тюрьме ходят люди в нарядах: граф из исторического сериала в поисках кофейного автомата, какой-то царь, клерк… Но все они как заключенные. Наверное, поэтому русские актеры часто говорят о съемках в сериалах как о службе в армии, с интонацией легкого извинения. И эта свинцовая среда создает наши фильмы!

Бачурин: Мне кажется, часто так и происходит.

Руминов: Вот на «Кинотавре» в этом году было много интересных режиссеров — Аня Меликян, Боря Хлебников, Рома Каримов, — о которых я могу сказать: «Реально, чуваки, мне нравится ваше кино, оно идет от души, без всякой мути!» И если в России будет, как ты говоришь, «снимайте что угодно, никто не давит» — и фильмы станут другими. Потому что кино — это продукт атмосферы. Мы уходим в артхаус, потому что там есть особое пространство: маленькие камеры, совсем другие правила. Например, приходить на площадку в полдень, все равно раньше никто не просыпается... Но при всем при этом некоторые вещи можно снять только в павильоне.

Бачурин: Все дело в том, что на студии тобой не правят обстоятельства. Наоборот, ты становишься их повелителем: ставишь задачу и решаешь ее.

Руминов: Вот мой сын просит, чтобы я снял что-то веселое и фантазийное. Но русского «Бэтмена» не снять кустарным методом. Фильм для сына я могу поставить только здесь, в ГЛАВКИНО. Вообще, в этой студии я вижу мощный, однозначный ответ на дискуссии о состоянии кино в России. Мы живем, снимаем и учим снимать по старым моделям, но без мест, созвучных духу времени, новое кино не появится. Можно участвовать в заседаниях, анализировать чужую работу, говорить другим людям, что и как надо делать. Но это пустая трата энергии и жизни. Счастье — это когда ты не оправдываешься перед другими, а делаешь хорошие дела. Допустим, собрался круглый стол: «Хотим, чтобы больше молодых россиян рисовали и самовыражались!» Спорят до посинения: что рисовать, как правильно это делать… А на самом деле что нужно? Холсты, краски — вот и все.

Бачурин: Я считаю, с кинозрителем нужно быть честным: донести до него свою позицию, а не манипулировать, не закидывать пошлые крючки: увлечь его, извиняюсь, не голой задницей, плачущим ребенком или побитой собачкой…

Руминов: …которые не очень-то уже работают, иначе все было бы просто: снял фильм по схеме, зал рыдает — и вот ты уже классик!

Бачурин: Такой очевидный и прямой инструментарий опошлен и убит телевидением. У некоторых телевизионщиков принято говорить: «Пипл схавает!» — и именно эта формулировка во многом определяет и отношение аудитории к ТВ. В кино подход другой, и ты, успешный режиссер, сейчас фактически отвечаешь на вопрос, что делать со сложившимся кризисом. Проблемы возникли по объективным причинам: тут и двадцать лет забвения, и сложность творческой реализации молодых художников. Сколько лет ты бился с системой, с обстоятельствами, с отсутствием денег, возможностей и всего остального?

Руминов: Кроме того, те, кто хочет вложить деньги в кино, должны относиться к нему чуть иначе, человечнее, мягче. Они, может, не заработают много, зато получат замечательную эмоциональную отдачу. Ведь история сначала рождается на бумаге, затем команда на площадке воплощает, а потом все эти люди обнимают друг друга: «Как здорово, что мы это сделали!» И в такие моменты я думаю: «Я мог бы это купить за деньги?» Поэтому мне кажется, что для миллиардеров нужен некий фонд, в котором им будут помогать распоряжаться средствами. Приходит инвестор: «Я завален баблом, вообще не знаю, что с ним делать». А я ему: «Профинансируйте историю о любви, которую вы бы хотели рассказать своей любимой. Заодно вы покажете ее всем женщинам в России».

Бачурин: Оригинально! Готов попробовать? В нашем проекте тоже участвуют люди, для которых кино — в большей степени не бизнес, а, скорее, социальная ответственность.

Руминов: Да, такие люди постепенно появляются!

Бачурин: За последние годы главным игроком в нашем кино стало государство. И я это говорю не с тем, чтобы, извиняюсь, подлизаться. Оно играет по правилам, которые ты сам озвучиваешь: цензуры при выборе сценариев нет; отбор осуществляют эксперты из отрасли, наши всем хорошо известные коллеги; финансируется огромное количество фильмов, больших, маленьких, любых. Большинство картин, которые можно увидеть в прокате, сделаны с участием Фонда кино и Минкульта. Это нельзя остановить и нельзя потерять, потому что кино — часть национальной самоидентификации. Без нее русская культура существовать не может и не сможет. Этот механизм работает! Продвижение и кинопоказ — следующие составляющие модели кинобизнеса, требующие системного апгрейда.

Руминов: Да, иначе наступит коллапс. Лучше плохое кино, чем совсем никакого. Представь, что фильмов не стало совсем…

Бачурин: Не нужно этого представлять, потому что такого не будет! И лучше хорошее кино, чем плохое. И они есть, хорошие фильмы! Мы их с тобой видели сейчас на ММКФ, я несколько очень интересных работ посмотрел на фестивале в «Орленке»… Уверен, что в стране есть сильные авторы, которые будут в прекрасном завтра создавать и блокбастеры, и красивое авторское кино.

Руминов: Если люди решили, что им нужно новое кино, а ты в ответ на это строишь хорошие павильоны — я вообще не вижу в этой ситуации минусов. Пусть это и не глобальный, не супер-пупер ответ, но все-таки.

Бачурин: На 84 млн долларов ты бы снял беспрецедентный по российским меркам фильм или построил еще одну студию?

Руминов: Безусловно, студию. И с этим трудно спорить: снять фильм — это эгоизм, но ты получаешь огромный кайф, когда в результате твоих действий появляется нечто, чем могут пользоваться другие. Поставил студию — и все, можешь отсутствовать на круглых столах. В российском кино нет никакого кризиса, а шли кое-какие процессы, естественные, циклические. Сейчас начинается новый цикл, и будет классно, если кинематографисты скажут: «Давайте возьмем новую точку отсчета?» Я не встречал еще ни одного режиссера, который умирал бы от голода. Живем мы хорошо, ресурсов достаточно. У нас есть все, чтобы снимать истории, которые люди будут смотреть.