Константин Хабенский: «Голливуд для меня — не карьера, а просто приключение»

10.04.2015Мария Лемешева

Вот уже пятнадцать лет Константин Хабенский — один из самых узнаваемых и востребованных актеров российского кино. Совершенно непонятно, как у него находится время и на кино, и на театр, и на телепроекты. А ведь немало сил он тратит и на благотворительность… Вот об этом и решила поговорить с Константином главный редактор The Hollywood Reporter Мария Лемешева.

Этот материал был опубликован в апрельском номере «The Hollywood Reporter – Российское издание».

— Не скрою: очень жду сериал «Метод». Его продюсеры Александр Цекало и Константин Эрнст многое еще держат в тайне, но уже понятно, что это будет захватывающая детективная история с элементами мистики. Многообещающ и выбор режиссера: Юрий Быков известен тем, что снимает жесткое и бескомпромиссное кино. Так что же в итоге будет — переложение на российский лад популярного американского сериала «Декстер» или все совпадения случайны?

— Нет, это совершенно отдельная история, у нас авторский оригинальный сценарий. У сериалов «Декстер» и «Настоящий детектив» море поклонников, так что неудивительно, что нас пытаются сравнить и провести аналогии. Наверное, по атмосфере в «Методе» можно уловить какие-то мотивы «Декстера», но разве что по атмосфере.

— Твой персонаж Родион Меглин станет совершенно новым для нашей телеиндустрии героем, ведь он следователь, который раскрывает преступления, потому что сам маньяк. Майкл С. Холл, игравший Декстера, рассказывал в интервью нашему журналу, что во время съемок работал с психиатром, так как вживаться и выходить из образа человека с патологией было непросто. Об этом же нам поведал и Максим Матвеев, который играл убийцу в «Мосгазе». Ты как справлялся с ролью?

— Я к психиатру не обращался. Надеюсь, если мне помощь понадобится, коллеги и друзья успеют подсказать. (Смеется.) Но если серьезно: консультант, который помогал писать сценарий, врач-психиатр, к сожалению, умер за год до начала съемок. Вот с кем действительно интересно было бы проконсультироваться. Конечно, если ты, что называется, «не с холодным носом» подходишь к материалу, вкладываешься — так или иначе история тебя зацепит изнутри и будет за тобой, как парашют, волочиться какое-то время. Но если ты относишься к этому как к работе, надо уметь все быстренько смывать под душем и идти дальше.

— Судя по разноплановости твоих образов, тебе такое переключение легко дается: то это террорист-революционер Грин, то адмирал Колчак, то непутевый жених Колотилов, то рефлексирующий географ Служкин…

— А мне интересны «американские горки», всегда стараюсь выбирать то, что еще не делал. Хотя были роли, от которых отказывался по разным причинам и потом сожалел. Скажем, съемка в «Докторе Живаго» у Александра Прошкина (11-серийный телефильм 2005 года. — THR). Тогда, увы, не сложилось, но потом все-таки удалось с мастером поработать в фильме «Чудо». Не принял приглашение в сериал «Золотой теленок» Ульяны Шилкиной. Сожалею, что истории об Остапе Бендере снимаются не так часто, грубо говоря, раз в пять лет, а может, еще реже. И теперь надо ждать. Это обидно, можно и не успеть. (Смеется.)

— Ну, тебе грех переживать, что что-то не успеешь. В отличие от многих коллег, у тебя есть даже опыт съемок в Голливуде. В «Особо опасен» с Анджелиной Джоли целовался!

— (Смеется.) Ради Бога, я не очень понимаю, почему ситуацию со спасением жизни и процедурой искусственного дыхания многие путают с поцелуем! Вот шотландский актер Джеймс МакЭвой, который там главную роль играл, действительно целовался с Анджелиной.

— Если отбросить шутки, хочу спросить, а нужны ли тебе эти съемки в Голливуде? Здесь ты востребованный, знаменитый, журналисты мечтают интервью взять, а режиссеры предлагают главные роли. А там ты в конце очереди, и продюсеры запросто могут вырезать твои сцены, как, например, вышло в «Войне миров Z» — проекте Брэда Питта. Зачем такие испытания большому состоявшемуся актеру?

— Ну, во-первых, ни в какой очереди я не стою и не рвусь туда. Появляется интересное предложение — я принимаю его, работаю и получаю от процесса удовольствие. Это никакая не карьера, это просто приключение. А что касается вырезания сцен — слава Богу, в самом начале работы в кинематографе я прошел хорошую школу. У меня опускались руки, когда пусть и небольшие эпизоды, но тоже вырезали или оставляли черт знает что. Я прошел эту «кинохимиотерапию». Сейчас я спокойнее. С другой стороны, если говорить про «Войну миров Z»: конечно, были ожидания поучаствовать в большом кровавом экшене с очень неплохим артистом и надежда, что это как-то выстрелит. Ну не выстрелило, и ничего страшного. Мне кажется, продюсеры решили, что достаточно много крови и ужасов и без нашего российского блока, и убрали его. Это обидно, но это нормально. Я наемная рабочая сила, и нужно на это именно так смотреть.

— А чем принципиально отличается подход к работе на голливудских съемочных площадках и на наших? Развеешь миф, например, о том, что там каждая фраза в сценарии утверждается и не может быть изменена во время съемки?

— Не столкнулся я ни с чем, что отличало бы хорошую, профессиональную, творческую съемочную площадку нашу от западной. Все то же самое. Более того, всегда можно договориться, что вот тут фраза, которая не нужна, всегда можно изменить сцену и повести ее немножко в другое русло. Всегда можно договориться с партнером о каких-то импровизационных вещах, с режиссером — о том, чтобы тебе дали здесь воздуха или необходимую паузу для оценки. Организационно тоже мало что отличается… Там на съемочной площадке, правда, всегда сидят продюсеры, которые следят за тем, куда уходят деньги, как движется производство. Больше выделяют трейлеров для команды. Но это все бытовые вещи. Главное, чтобы содержание было!

— В поисках нового внутреннего содержания ты брал год назад творческую паузу в МХТ. Говорили даже, что ты решил оставить сцену. Но Хабенский эффектно вернулся с моноспектаклем «Контрабас». И опять ты в новом амплуа — исполняешь двухчасовую партитуру маленького человека, всю жизнь занимавшегося не своим делом. По сути, это размышление о том, как и почему гибнет талант. Ты уже знаешь ответ на этот вопрос?

— Ой, вот давай применительно к самому себе я не буду ничего говорить, потому что это достаточно опасная штука. В пьесе все началось с загубленного детства музыканта, на которое он все время жалуется, а дальше он пошел не своей дорогой. Это называется «жить чужой жизнью». Если хочешь каких-то ассоциаций, могу привести. В свое время я учился в техникуме авиационного приборостроения и в теории прекрасно знал, как там полупроводник с проводником совмещается, куда бежит ток и так далее. Когда все доходило до практики, я смотрел и ни черта не понимал. Я видел, как ребята младше меня, которые вообще не имеют к техническим специальностям никакого отношения, левой ногой все это быстренько соединяли. Тогда я сделал вывод… Я сейчас первый раз говорю об этом, потому что раньше как-то и не задумывался о значении того решения. Так вот я понял, что это не моя жизнь. Это был третий курс. Сдал курсовую и ушел! Наверное, мне тогда откуда-то сверху постучали и сказали: «Вали отсюда!»

— Как выяснилось, тогда ты ушел, не только чтобы стать актером. Уже несколько лет ты серьезно помогаешь детям. Речь идет и о сборе средств для ребят с онкологией, и о руководстве творческими центрами, в которых находят отдушину малыши и ветераны сцены.

— Хотелось создать очень простую схему — возрастные актеры в провинции приходят в самую обыкновенную школу и занимаются с детьми пластикой, сценическим движением, хореографией, художественным словом. Для ребят это бесплатно, а мои коллеги получают какие-то деньги, а заодно радость от собственной востребованности. В итоге собралась команда педагогов от 22 до 80 лет. Мы назвали это Студией творческого развития. Изначально все было на базе одной из школ Воронежа. Потом, когда мы поняли, что нужно разрастаться, сделали общегородскую студию, мэрия выделила помещение. Сегодня у нас занимаются почти 350 ребят. По этой схеме работают уже семь городов. Мы провели три фестиваля «Оперение» — в Екатеринбурге, Уфе, Казани, туда съезжаются все наши детки, выступают.

— То есть вы профессиональных актеров готовите?

— Ни в коем случае! Наша задача раскрыть потенциал, который сидит в детях, чтобы с ними было интересно общаться. В этом году у нас 250 выпускников было, из них всего шесть решили стать актерами. Пятеро поступили.

— Эти ребята могут сказать, что они ученики самого Хабенского?

— Я бы так не сказал… Я всего лишь руковожу всей этой историей. Как надо — я не знаю, но знаю, как не надо. Так вот, когда я вижу, что делают так, как НЕ надо, вот тут начинаю приводить в чувство и детей, и педагогов.

— Часто к ним приезжаешь?

— Стараюсь.

— Активно снимаясь, играя в театре, где ты находишь время на этот проект? Ты такой собранный и пунктуальный?

— Во-первых, сейчас моя команда работает, как вот эти мои швейцарские часы. (Смеется.) Ребята с полуслова понимают, что и как надо делать, и этим очень помогают мне не тратить время впустую. Я строю свой график так, чтобы всегда была возможность вылететь к питомцам хоть на один день. Иногда это бывает тяжело, иногда даже в ущерб и работе, и личной жизни, но так надо. Мои друзья-артисты тоже всегда выкраивают время, чтобы заскочить к юным коллегам, если находятся неподалеку. Недавно вот Гоша Куценко был в воронежской студии…

— Я слышала, вы настоящий спектакль поставили со студийцами и собираете аншлаги.

— Мы сами написали пьесу по мотивам «Книги джунглей» Киплинга. Никто не верил, что получится, но в результате мы выпустили, я считаю, профессиональный спектакль. Называется он «Поколение Маугли». С финансированием проекта помогла российская компания МТС. Помимо них, многие наши начинания поддерживает швейцарская часовая марка IWC, с которой я дружу более двух лет. Они всегда рядом и готовы прийти на выручку. Помогли и артисты: Алексей Кортнев и его команда написали музыку и тексты, коллеги из МХТ помогли расписать диалоги и осуществить постановку. Николай Симонов нарисовал и построил замечательные декорации. Николай Реутов поставил танцы, от которых даже у некоторых профессиональных актеров волосы встают дыбом — просто от того, насколько это сложно. В представлении участвуют 72 ребенка и лишь пять профессиональных актеров. Для детей эта работа — выпуск пара, огромная сценическая магия, энергетика тысячного зала. Но самое главное — все сборы от спектакля идут на помощь ровесникам артистов — деткам, которые борются с онкологией. В конце спектакля появляются фотографии ребят из больниц, получивших нашу помощь.

— Спасибо за это и тебе, и твоим воспитанникам. Скажи, а легко находишь с ними общий язык?

— Для того чтобы быть услышанным, необходимо, чтобы то, о чем ты говоришь, было интересно в первую очередь тебе. А дальше уже нужно находить слова. Мои студийцы настолько стали самостоятельными, настолько надеются лишь на себя и на свою команду, что не задают вопросы, а выдают конкретные предложения, как решить проблемы. Смотрю на их сверстников, которые только-только входят в студию, — удивительная разница. И я с ними достаточно жестко и конкретно говорю.

— Такой а-ля Служкин из фильма «Географ глобус пропил»?

— Я начал сниматься у Саши Велединского в «Географе», напрактиковавшись в общении с подростками, так что использовал в роли этот опыт. Кстати, ребята из нашей екатеринбургской студии снимались в этой ленте. И да, я использую непедагогичные, наверное, приемы и могу сказать: «Вы задаете глупые вопросы, дурацкие вопросы! Подумайте хорошенько, прежде чем их задавать. Не надо спрашивать ради того, чтобы вам поставили пятерку. У нас их не будет. И двоек не будет. У нас будет либо «нам всем интересно», либо я скажу «до свидания», и тогда сидите и ковыряйтесь в носу». Такая жесткость воспитывает самостоятельность, дает им возможность поскорее выскочить из — в плохом смысле — детства, когда они привыкли, что за ними подтирают попу. Я думаю, что мы делаем не стыдное дело и делаем его честно.

— Пока мы разговаривали, ты и пару сигарет выкурил, и кофе крепкий выпил. Я так понимаю, ты не сторонник модного нынче здорового образа жизни с травяными чаями и восточными практиками?

— Нет, это не про меня. Наверное, я себя либо берегу, либо не настолько люблю. (Смеется.) Но скажу другую вещь: на каких бы перегрузках ты ни был, — это не мое наблюдение, это наблюдение со стороны людей, которым от меня ничего не надо; это касается и кино, и театра, — если ты занимаешься делом, которое тебя затягивает целиком и полностью, которым ты дышишь, даже уходя с площадки, — никакие таблетки, бег, настои не смогут оздоровить и зажечь глаза, как процесс творчества.