Когда рассказываешь кому-то непосвященному о том, что едешь на Каннский фестиваль, воображение собеседника тут же рисует яркие картинки: сверкающие бриллианты, платья в пол, красный ковер и пляжи Круазетт. В действительности все не совсем так, хотя разные люди приезжают сюда за разным. Одни — именно для того, чтобы выгулять наряды и посетить максимум вечеринок, другие – смотреть кино и писать о нем. Есть еще те, кто покупает здесь кино, ищет партнеров или роли, продает сценарии. Настоящая каннская жизнь происходит здесь с фестивальной сумкой через плечо и в бесконечных очередях на все фильмы без исключения. И вот стоим мы вчера в этой жуткой очереди с главным редактором российского Empire Лелей Смолиной и обозревателем «Русского репортера» Евгением Гусятинским и разговариваем о том, что Канны – это единственное место на земле, где приходится чуть ли не жизнью рисковать, чтобы посмотреть новый фильм Аббаса Кьяростами, Хон Сан-су, Ксавье Долана, Эндрю Доминика или Карлоса Рейгадаса. Уже через неделю кинотеатры на этих фильмах, по крайней мере в России, будут пустовать, а сейчас мы если не жизнью, то здоровьем точно рискуем. В Каннах холодно (около 15 градусов) и идет постоянный дождь. Все мокрые, продрогшие и кашляют. Вчера показали «Любовь» Михаэля Ханеке. Он – совершенный гений, большинство критиков считают именно так. Фильм рассказывает про пожилую пару. Муж – Жан-Луи Трентиньян (ему 81 год), жена – Эммануэль Рива (85 лет). Оба преподаватели музыки, всю жизнь прожили вместе, у них есть дочь – тоже музыкант (Изабель Юппер), но она давно живет отдельно. Супруги всегда вместе – на концертах, в консерватории, дома. В общем, видно, как они давно уже стали единым целым. И вдруг у нее случается инсульт, а за ним — второй. Он клянется, что никогда больше не отправит ее в больницу, и ухаживает за ней сам. Когда смотришь этот фильм, понимаешь, что мечтаешь умереть именно так – на руках у любимого и любящего человека, который заботливо и спокойно будет сидеть у твоей кровати, держать за руку, а также исполнять все самые неприятные вещи, связанные с болезнью, совсем не тяготясь этим. После показа мы с коллегами обсуждали, что это фильм о том, как в жизни не бывает. Но нет. Один из самых убежденных мизантропов в мире на этот раз снял фильм о подлинной любви, которая, конечно, бывает, просто не каждому достается. К финалу фильма в зале стояла гробовая тишина. Классические здесь аплодисменты в данном случае были неуместны, все тихо расходились, многие вытирали слезы. Помню, лет еще 8-10 назад критик Алексей Медведев тоже в Каннах предложил мне спор о том, что, даже подумав несколько дней, я не назову десять абсолютно великих фильмов о любви за всю историю кино. Я вспоминала, листала энциклопедии, гуглила, но, действительно, набрала штук шесть. Так вот теперь в этот список не просто добавился фильм Ханеке «Любовь», но лично для меня встал в этом списке на первое место.

Днем показали внеконкурсный «Особый день». Документалку, которую придумал, снял и смонтировал сам Жиль Жакоб – всеми уважаемый и боготворимый президент Каннского фестиваля. Пять лет назад, к 60-летнему юбилею, он придумал и спродюсировал альманах «У каждого свое кино», где 35 ключевых режиссеров современности сняли трехминутные фильмы о своем восприятии кино и Каннского фестиваля. Сегодня, к 65-летнему юбилею, Жакоб сделал фильм о дне премьеры этого альманаха в Каннах – хронику всех событий: как они приезжают, встречаются, хлопают друг друга по плечу, пьют кофе, выходят на фотоколл, на пресс-конференцию, на премьеру, а под вечер вместе ужинают и наблюдают грандиозный каннский салют. В принципе, ничего особенно выдающегося в этом фильме нет – просто снятая и смонтированная хроника. Но запечатлевает он событие, которое не стыдно назвать великим – вот Джоэл Коэн о чем-то болтает с Кроненбергом, вот Андрей Кончаловский обнимает Тьери Фремо, вот Чен Кайге жует сэндвич, вот они все – 35 великих – вслед за режиссером церемонии открытия ходят гуськом по сцене, репетируя выход на церемонии и разбираясь, где чей стул. А вот Роман Полански на пресс-конференции, отвечая на какой-то дурацкий вопрос, говорит: «Нас тут собрали – главных режиссеров мира — а вы бред какой-то спрашиваете. Думаю, лучше нам пойти пообедать», встает и уходит. Зал после показа аплодировал стоя — громко и долго. Не в последнюю очередь потому, что представить фильм пришли 17 режиссеров из 35, все великие и красивые: Дарденны, Кроненберг, Лелюш, Лоач, Саллес, Кончаловский, Поланский, Кьяростами, Моретти, Кайге, Ассаяс и другие. А в финале весь зал выстроился вдоль прохода, девушки-билетеры в бежевых платьях, взявшись за руки, образовали живой коридор, классики-гении выходили, все хлопали, снимали и чувствовали свою сопричастность с великой историей кино. А потом оказалось, что на улице проливной дождь, классиков вывести на улицу невозможно, а гости вечерней премьеры фильма Томаса Винтерберга не могут в своих роскошных платьях, на шпильках и в диадемах попасть в фестивальный дворец. И тогда весь комплекс дворца, состоящий из трех соединенных между собой больших зданий, перекрыли, и гостей вечерней премьеры, с которых ручьем текла вода, стали пускать между зданиями. Классики остались пленниками зала Дебюсси, а рядом со мной в толпе заблокированных журналистов оказался тихий и печальный Джереми Айронс. Он долго смирно стоял со всеми, пока его не опознал какой-то агент, и охранники его пропустили. Но Джереми не один ушел, а вывел из толпы человека на костылях, совершенно ему незнакомого. Тем временем в соседнем зале «60-летия фестиваля» от дождя прорвало крышу, и все сеансы пришлось отменить. В общем, в моей жизни это десятый Каннский фестиваль, но такого я не помню. Сегодня утром показали фильм Алена Рене «Вы еще ничего не видели». Милый приятный фильм-личное воспоминание режиссера о собственном творчестве, артистах и театре. По мнению большинства, фильм призов не получит, но смотреть нужно обязательно. Что же касается расклада призов, то в рейтинге Screen International первое место делят между собой Ханеке и румын Кристиан Мунджу. На втором месте – Жак Одиар, на третьем – Томас Винтерберг, которого я собираюсь сейчас посмотреть в том самом зале, где прорвало крышу.