Натали Портман: «Я еще никогда и нигде не была своей»

18.03.2016Стивен Гэллоуэй

Актриса рассказала THR о выборе иврита в качестве основного языка для дебютной режиссерской работы, проблемах на съемках «Джейн берет ружье» и сходстве библейской истории Авраама с ее «Оскаром» за роль в «Черном лебеде».

В Лос-Анджелесе — ровно восемь утра. Натали Портман появляется на встрече в точно назначенное время, но выглядит совсем не такой гламурной, какой зрители привыкли видеть актрису. Для голливудской звезды, превратившейся сначала в икону стиля, а теперь — в сценариста, продюсера и режиссера, прошлый месяц стал особенно насыщенным и тяжелым. Для завершения работы над своим первым режиссерским проектом, основанным на мемуарах израильского писателя Амоса Оза «Повесть о любви и тьме», Натали Портман на неделю отправилась в Лондон. После были Лос-Анджелес, Пекин, вновь Лос-Анджелес и французские Канны, где актриса впервые представила публике свой дебют.

Во время интервью Портман кажется не только уставшей, но и чересчур настороженной. Сев за столик, она выпрямляет спину, кладет между нами айфон и демонстративно включает диктофонную запись. Звезда явно дает понять: в ее цитатах, которые появятся в тексте, не должно быть ни одного лишнего слова. И она лично будет за этим следить. Стоит признать, что этот факт невольно омрачает дальнейший разговор.

«Вас кто-то обманул?» — спрашиваю актрису, пытаясь абстрагироваться от всевидящего ока ее телефона. «Нет, — слышу в ответ. — Но, обсуждая важные для меня темы, я хочу быть уверенной, что мои слова будут записаны точно».

Пожалуй, это не самое лучшее начало беседы, однако откровенность, с которой Портман будет отвечать на вопросы в течение следующих 79 минут, может оправдать любой неудачный старт.

Актриса поделится своим мнением о Биньямине Нетаньяху — действующем премьер-министре ее родного Израиля: «Его переизбрание меня безумно расстроило: расистские комментарии этого человека просто ужасны».

Прокомментирует пьяные антисемитские выходки бывшего дизайнера Dior Джона Гальяно: «Я ни в коем случае не оправдываю его действия. Но мы же все совершаем поступки, о которых потом сожалеем. Если человек пытается измениться и заслужить прощение, не понимаю, почему мы должны ему в этом отказывать».

Не будет уклоняться даже от вопросов о личной жизни: «Строить длительные отношения не так уж и просто, — рассказывает она о своем браке с 37-летним французским хореографом Бенжаменом Мильпье, с которым познакомилась в 2010 году на съемках «Черного лебедя». — Ежедневно общаясь с одним и тем же человеком, ты начинаешь разочаровываться в самой себе, поскольку, как в зеркале, видишь в нем свое отражение. Не могу сказать, что я очень переживаю по этому поводу, но понимаю, что могла бы быть лучше».

Закончив эту фразу, Портман немного краснеет, а ее пальцы монотонно барабанят по металлической плашке, на которой указан номер нашего столика. До меня вдруг доходит, как сильно она нервничает во время беседы. И это кажется особенно удивительным, поскольку на экране Натали Портман всегда производила впечатление очень смелой и даже дерзкой ак­трисы.

Смелости ей действительно не за­нимать. В ноябре позапрошлого года она попрощалась с Америкой и перевезла свои вещи в Париж, следуя за мужем, приглашенным на работу в балетную труппу Парижской оперы. Купила права на мемуары Амоса Оза и, несмотря на все проблемы и сомнительный коммерческий потенци­ал, смогла наконец их экранизировать, работая над филь­мом и как сценарист, и как режиссер, и как продюсер, и как исполнительница одной из главных ролей.

И она совсем не боится во всеуслышание заявлять о своих еврейских корнях, хотя в настоящий момент проживает в стране, где антисемитизм принимает угрожающий масштаб. «Каково быть еврей­кой в Париже?» — спрашиваю у актрисы. «Непросто, — отвечает Натали Портман. — Но я бы чувствовала то же самое, если бы была темнокожей в Америке или мусульманкой в любой немусульманской стране».

Удивительная отвага сочетается в Портман с хрупкостью, скром­ность — с высокими амбициями, робость — с настойчивостью и упор­ством.

Менее чем через два месяца после ее переезда в Париж террори­сты атаковали офисы сатирического журнала «Шарли Эбдо» — 12 че­ловек в результате погибли, еще 11 были ранены. Когда это случилось, Портман в городе не было — она ездила в Кению, в сельскую школу, как посол благотворительной организации Free the Children. «Это первая средняя школа для девочек в регионе, построенная при участии Dior, — рассказывает актриса. — Я рассчитывала, что путешествие в Кению по­дарит мне только положительные эмоции, но вдруг до нас дошли ново сти из Парижа…»

Актриса сразу же позвонила мужу, чтобы узнать детали теракта. Потрясли ли ее эти убийства? Портман смотрит мне прямо в глаза и впервые с начала беседы перестает вертеть в руках метал­ лическую плашку: «Не забывайте. Я из Израиля».

Спрашиваю, хранит ли она свой «Оскар» в Париже. «Наверное, он лежит у меня где-­то в сейфе, — задумчиво отвечает актриса. — Я не видела его уже очень давно. Недавно я читала сыну историю Авраама, в которой, в частности, говорится о том, как опасно поклоняться ложным идолам. Этот позолоченный мужчина, который сводит с ума весь Голливуд, — как раз и есть ложный идол в буквальном смысле этого слова. Так что я не планирую выставлять его на всеобщее обозрение».

Известно, какой непростой была судьба «Черного лебедя», который и принес Натали награду Американской киноакадемии, но даже непри­ятности картины Даррена Аронофски меркнут в сравнении с историей создания вестерна «Джейн берет ружье», снискавшего славу одного из самых невезучих проектов последнего десятилетия.

Напасти сыпались на попавшую в 2011 году в список лучших не­поставленных сценариев «Джейн» одна за другой. Первоначально пар­тию главного злодея прочили Майклу Фассбендеру, затем Джоэлу Эджертону. Потом в картину пришел Джуд Лоу, и Эджертону решили от­ дать роль бывшего мужа главной героини…

Однако после печально знаменитого демарша режиссера Линн Рэмси («Что-­то не так с Кевином»), по непонятной причине и без вся­кого предупреждения просто не явившейся на площадку в первый же съемочный день, Лоу вместе с именитым оператором Дариусом Хонджи спешно откланялись, бросив Натали и саму картину буквально на произ­вол судьбы. Положение спасли постановщик Гэвин О’Коннор («Воин», 2011) и старинный приятель актрисы Юэн МакГрегор.

«Для меня до сих пор остается загадкой вопиюще непрофессио­нальный поступок Линн Рэмси. Нам крупно повезло, что удалось опера­тивно найти ей замену в лице Гэвина О’Коннора. Надеюсь, Линн когда­ нибудь объяснит этот странный шаг».

Материал был благополучно отснят, но тут прорвало в другом ме­сте: Relativity Media — самая крупная кинокомпания, стоявшая за произ­водством вестерна, — внезапно начала процедуру банкротства, оставив создателей наедине с самыми туманными прокатными перспективами. Но Портман­-продюсер не опустила руки и теперь — она сумела в крат­чайшие сроки подключить к делу The Weinstein Company и практически наперекор судьбе все же дотащить картину до зрителя.

Восемь лет назад Натали Портман отправилась в Тель-­Авив — в гости к Амосу Озу и его жене Нили, чтобы убедить писателя, что способна до­стойно экранизировать его «Повесть о любви и тьме». Права на роман вскоре были получены, и актриса начала пусть медленно, но методично двигаться к своей цели.

«Иврит, на котором написаны мемуары Оза, — невероятно поэти­ческий, даже, пожалуй, магический  язык. Это невозможно перевести, не растеряв по дороге всю поэзию и красоту, — уверена Портман. — Для меня это особенно ценно, поскольку евреи — нация, одержимая слова­ми, сформированная книгами. Я знаю, это довольно странно — начинать свой первый режиссерский проект, попав под магию слов. Но так уж сло­жилось с этим проектом».

Когда стало известно, что свой первый фильм актриса планирует снимать на иврите, она не нашла поддержки даже в своей команде. «На­тали сказала, что это будет «любовное письмо на иврите», — вспоминает продюсер картины Рэм Бергман. — «Ты понимаешь, что это чертовски усложнит нашу задачу?» — спросил я ее. «Да, — сказала она. — И мне на это плевать».

Сорокадневные съемки «Повести» стартовали в Иерусалиме в ян­варе 2014 года и прошли почти безупречно. С черновым монтажом она отправилась прямиком к Аронофски. «Он всегда повторял: делая каждый следующий шаг, обязательно вспоминай, что заставило тебя пуститься в этот путь… Если бы с этим фильмом были большие проблемы, думаю, он бы мне откровенно об этом сказал».

Мне же Даррен Аронофски рассказал, что Портман может быть совершенно другой — веселой, улыбчивой, искренней, способной по­-настоящему наслаждаться каждым мгновением. Но, глядя на нее этим утром, сложно поверить словам  Аронофски.
Ее айфон продолжает записывать каждое слово, и я ловлю себя на мысли, что Портман остается для меня таинственной незнакомкой, не желающей открываться для публичного потребления. Возможно, этот имидж она формирует сознательно. На вопрос, скучает ли она по Лос­ Анджелесу, Портман дает ответ, который характеризует ее лучше всего: «Мне нравится находиться в чужой среде, чувствовать себя эдаким аут­сайдером. И не только потому, что это формирует сильный характер, но и потому, что я еще никогда и нигде не была своей».