Рецензия: «Теснота» Кантемира Балагова

03.08.2017Дмитрий Карпюк

Пронзительная драма про Нальчик 90-х в лучших традициях современного фестивального кино.

Нальчик, 1998 год. Закадровый голос режиссера сразу предупреждает нас, что всё, что мы увидим на экране – правда, и что он в этом городе жил. Илана (Дарья Жовнер) из приличной еврейской семьи не выглядит типичной пай-девочкой. Она не вылезает из комбинезона, помогает отцу чинить машины в его автомастерской, курит тайком от матери, дурачится с младшим братом Давидом и втайне от всех встречается с кабардинским парнем, с виду быковатым, но вроде вполне добродушным. Жизнь семьи летит кувырком после того, как Давида похищают вместе с его невестой Лией и требуют выкуп за их жизнь. Автомастерская продана, в долг попросили у всех, но этого мало. Денег нет, держаться тоже не особо получается. Правда, есть один вариант – выгодно выдать Илану замуж, естественно, за еврея, и получить от будущих родственников необходимую сумму, да еще и без возврата.

26-летний Кантемир Балагов, выпускник режиссерского курса Александра Сокурова в Кабардино-Балкарском государственном университете, во всех интервью признается, что учитель запрещал ему смотреть фильмы других режиссеров и советовал больше читать. Тем примечательней, что «Теснота» абсолютно попадает в струю нового фестивального кино, что она заставляет переживать и чувствовать. Наконец, что её отметили призом ФИПРЕССИ в Каннах и наградой за Лучший дебют на «Кинотавре». Это нутряное и воздействующее на все органы чувств кино – даже когда Илана напивается и накуривается со своим парнем на его автозаправке, кажется, что физически слышишь висящий в воздухе кумар. От ощущения замкнутости, клаустрофобии тоже невозможно избавиться, и этим фильм напоминает кино румынской волны и прежде всего «Сьерраневаду» Кристи Пую.

Но ассоциации приходят потом, в первую очередь из-за схожести и убогости постсоветского антуража и достоверности актеров, именно что живущих в кадре. Первое, что чувствуешь по окончании просмотра – «Теснота» бьёт по оголенному нерву своей неуютностью. Пусть в ней и несколько финалов (возможно, танец на дискотеке под группу «Вирус» уже был бы отличным концом). Пусть ритм и спотыкается иногда.

Балагова можно обвинить в спекулятивности и эксплуатационности из-за сцены с просмотром записанной на видеокассету казни чеченцами русских солдат, но, думается, ему просто было важно запечатлеть ушедшее время. Ну да, в 90-х такое смотрели на видеомагнитофонах. Тогда же был очень популярен фильм Невзорова «Чистилище» и «Жажды смерти», документальные подборки убийств и казней. Тем важнее, что на той же кассете записано выступление Тани Булановой и барда-экстремиста Тимура Муцураева – подобные видео-сборники выглядят вполне аутентично. А диалог, что следует за этим, с поддержкой чеченцев («Они же нам братья») и замечанием про мыло и евреев – можно же представить, что что-нибудь подобное, только с ненавистью к чеченцам, звучало на одной из московских квартир чуть больше 20 лет назад.

Но для режиссера важнее все же не конфликт русских и кавказцев или кавказцев и евреев. Та теснота, о которой он снимает – эта теснота любви, будь то материнской или плотской. От неё нечем дышать, она сжимает до боли. «Мама, тебе больше некого любить?» – спрашивает Илана в финале. Не зря один из любимых фильмов Балагова – «Кулаки в карманах» Марка Белоккио, где герой мечтает избавиться от собственной семьи. Мама как Родина, она молчит и только сильнее сжимает объятия.

«Теснота» в российском прокате с 3 августа.