Круглый стол THR: режиссеры. «Нам нужна непоколебимая вера в то, что мы делаем»

03.04.2018Стивен Гэллоуэй

Лучшие голливудские режиссеры поговорили с THR о дебютах, кому назло они снимают фильмы и внезапно о любви.

Настоящая творческая свобода рождается из ограничений. Об этом профессиональном парадоксе рассказали THR собравшиеся за круглым столом лучшие голливудские режиссеры. Мэтры и примкнувшая к ним дебютантка Грета Гервиг также поговорили о классических фильмах и кому назло они снимают свои работы. Не обошлось без практических советов начинающим, но самой неожиданной темой беседы стала любовь.

Первым делом мы спросили режиссеров, в какую эру они хотели бы отправиться со своей камерой, чтобы снять историческое событие или личность, и как бы они распорядились полной творческой свободой. Гильермо дель Торо (54 года, «Форма воды») поначалу отнекивался: «Это самоубийство, ведь ограничения дают свободу», но потом сказал, что хотел бы запечатлеть свою бабушку и проверить свои детские воспоминания о ней. Другой номинант на «Оскар» — дебютантка Грета Гервиг (34 года, «Леди Бёрд») — выбрала времена Сократа: «У него были такие классные диалоги с Диотимой, греческой проституткой. Очень интересно было бы послушать, что эти женщины могут рассказать».

Дени Вильнев (50 лет, «Бегущий по лезвию 2049») направил бы свою камеру на Иисуса Христа, Пэтти Дженкинс (46 лет, «Чудо-женщина») захотела навестить тюрьму строгого режима, а Джо Райт (45 лет, «Темные времена») предпочел бы «увидеть мир глазами ангела». Только Анджелина Джоли (42 года, «Сначала они убили моего отца») высказалась о затее скептически: «Столько всего уже снято — и использование химического оружия в Сирии, и геноцид народа рохинджа, но это никому не помогло. Никого не побудило на какие-либо действия».

Редко за круглым столом THR собираются режиссеры с такими разными взглядами на мир и оценками того, как искусство взаимодействует с реальностью. Эти отличия не только сделали разговор ярким, но и позволили затронуть несколько необычных для таких собраний тем.

The Hollywood Reporter: Итак, вы один в спасательной шлюпке, у вас есть blu-ray-плеер…

Гильермо дель Торо: Опять эта игра? Так нечестно!

THR:…какой возьмете с собой фильм? Начнем с вас, Гильермо.

Дель Торо: Но почему?

Дени Вильнев: Да ты из присутствующих самый киноман.

Анджелина Джоли: Везде и всегда.

Дель Торо: Сложно ответить на этот вопрос. Меня тянет выбрать что-то совершенно непрестижное. Когда был еще подростком, «Безумный Макс 2: Воин дороги» перевернул мой мир. Я впервые заметил, как работает оператор, как движется камера, и это было похоже на балет. С тех пор все вижу по-другому. Но, возможно, на полдороге в этой лодке я захочу что-то другое и полезу искать диск с «Франкенштейном» 1931 года.

Пэтти Дженкинс: О Господи! У меня в голове столько фильмов сразу.

Дель Торо: Ладно тебе. Я вон второго «Безумного Макса» выбрал.

Дженкинс: Самый странный фильм, по-моему, «Я знаю, куда я иду!» Майкла Пауэлла и Эмерика Прессбургера. Обожаю его. У картины интересная структура, она очень романтичная, но зритель сразу не замечает, как эта романтика накатывает.

THR: Чему он вас научил?

Дженкинс: Там есть как бы ниша, в которой сконцентрированы романтические эмоции. Пространство внутри фильма, где ты их одновременно замечаешь, и они тебя полностью охватывают — такие настоящие и правдивые. Это и есть для меня любовь: когда пополам страх и вожделение.

THR: А в жизни бывает любовь как в кино?

Грета Гервиг: Да!

Дженкинс: У меня несколько теорий, что такое любовь. Но страх и желание в равной пропорции — самое главное. Фильмы помогают нам это ощутить, и в жизни такое бывает, конечно, тоже. Хотя в реальности мы стараемся страх подавить. Желание в итоге побеждает, и это уже не очень похоже на любовь. В кино момент такого равновесия можно растянуть дольше.

Гервиг: Это не в ответ на вопрос про фильм для лодки, но, помните, ту сцену в «Короткой встрече» Дэвида Лина? Она смотрит на него и говорит: «Ты тогда был похож на маленького мальчика», он смотрит на нее, и хлоп — они влюблены друг в друга. А вот для спасательной шлюпки — «Поющие под дождем».

THR: Вы бы скопировали чей-то лучший фильм или скорее сняли что-то противоположное?

Дель Торо: Противоположное.

Дженкинс: Зачем выбирать что-то одно? Сложно же будет взять единственный фильм и ему как-то противоречить. Ты всегда изучаешь работы предшественников и делаешь оммажи, которые потом переворачиваешь и превращаешь во что-то свое.

Джо Райт: Все мое творчество — это сопротивление моему отцу и его работе, а он был кукольником.

Дель Торо: Зигмунд Фрейд мог бы об этом кое-что рассказать.

Райт: Именно так. Отец делал прекрасные шоу марионеток и создал первый специальный кукольный театр в Лондоне в 1961 году. Самым тяжелым для него было то, что все видели в этом исключительно детское развлечение, а он воспринимал свою работу как искусство. Так что все, что я делаю, это сопротивление его кажущимся неудачам. Желание быть лучше, наверное.

Вильнев: Я, может быть, сейчас работаю назло самому себе в молодости. Сразу после киношколы я снял короткометражку. Она понравилась Пьеру Перро — авторитетному квебекскому документалисту, который в 1960-е был в центре движения к настоящему реализму и делал ленты об обычных людях. Почему-то он меня ценил и был огорчен тем, что я ушел из документального кино в игровое. По мнению Перро, оно было насквозь фальшивым. Всю свою жизнь ощущаю невероятный долг перед ним, но при этом я как блудный сын снимаю художественные фильмы.

THR: То есть для одинокого плавания на шлюпке вы возьмете одну из его работ в качестве епитимьи?

Вильнев: Наверное. Или, чтобы лучше подготовиться к неминуемой смерти, выберу «2001 год: Космическая одиссея» Кубрика — мой самый любимый фильм. Он лучше всех показывает экзистенциальное путешествие. И это поможет смириться с переходом в другой мир, когда ты один посреди океана без надежды.

Джоли: Это на самом деле интересный вопрос, ведь мы выбираем не наши любимые фильмы, а те, которые подготовят к смерти или помогут пережить одиночество. Даже не знаю, хотела бы я смотреть кино в такой ситуации. Мне очень нравится «Холм» Сидни Люмета, и, возможно, он бы мне на шлюпке помог, настроил бы на выживание любой ценой. Но мой ответ: «Не знаю». Кино помогает нам перестать быть собой, а я такой человек, что даже музыку не могу слушать, так сильно она на меня влияет.

Вильнев: На меня тоже.

Джоли: От определенной музыки я испытываю сильные эмоции, могу стать мрачной или наоборот. И фильмов стараюсь много не смотреть, меня уносит.

THR: А когда вы снимаете как режиссер, это тоже на вас влияет?

Джоли: Да. В Камбодже режим красных кхмеров (коммунистическое движение, которое захватило власть в конце 1960-х и под управлением Пол Пота провело геноцид населения страны; всего погибло, по разным оценкам, до 3 млн человек. — THR) — в мире об истории этой страны знают мало, и меня это возмутило, когда я там была. Я видела, как это до сих пор сказывается на людях, которые там живут, и хотела, чтобы мой сын Мэддокс (усыновленный Джоли в Камбодже в 2001 году. — THR) узнал, какой ужас пережили его биологические родители. Но тот ли я человек, чтобы делать об этом фильм? Достойна ли? Я с этой мыслью каждый день просыпалась.

Вильнев: У меня был похожий опыт, когда я на Ближнем Востоке снимал «Пожары» о гражданской войне в Ливане. Но мне показалось, все вокруг были мне рады и приветствовали, что их историю кто-то хочет рассказать, хотя я для них практически турист.

THR: Пэтти, а вам были рады на Warner Bros., когда вы делали «Чудо-женщину»?

Дженкинс: Да, но путь туда был долгим. Первый разговор у нас состоялся еще 2005-м, и дальше повороты — то мы делаем фильм, то нет. Запуск масштабных голливудских картин похож скорее на романтические отношения, чем на бизнес. Выбрать подходящую пару — большая ответственность. Я уже натерпелась с другими студиями и проектами, которые почти сделала, и когда пришла говорить о «Чудо-женщине», то была очень осторожна. На первой встрече c руководством поняла, что они хотят делать совсем другой фильм, и сказала им, что характерами мы не сойдемся. Но прошло время, Warner Bros. снова со мной связались, и в тот раз наши взгляды на «Чудо-женщину» полностью совпали. Тогда я почувствовала, что мне рады, и пока мы работали, студия меня поддерживала. Так что я всегда советую начинающим режиссерам: тщательно выбирайте проекты, потому что вы рискуете на несколько лет угодить в унылый брак по расчету.

Дель Торо: За четверть века у меня был только один печальный опыт — «Мутанты», которых я делал на Miramax (Харви Вайнштейн навязал режиссеру актеров и вмешивался в его работу. — THR). Тогда научился говорить одно прекрасное слово — «нет». Но я согласен с тобой, большой проект — это как тигренка приручить: через год он вырастет и может откусить тебе голову.

THR: Что вы узнали нового, когда делали свой первый фильм?

Гервиг: Я поняла, что могу его снять. На самом деле никогда не знаешь, способен ты на это или нет, пока не закончишь. Прыгаешь в пустоту и надеешься, что за спиной есть парашют. Но, конечно, я уже понемногу училась режиссуре на тех проектах, в которых играла. Узнала, например, что, когда на съемках какие-то трудности или что-то идет не так, это не отклонение от пути, а сам путь.

Дель Торо: Как говорят буддисты: «Препятствие — и есть путь».

Райт: И проблемы дают совершенно неожиданные, сумасшедшие решения, которые делают фильм намного лучше. Тот самый длинный кадр в «Искуплении» (5-минутный план с британскими солдатами, ожидающими эвакуации на пляже в Дюнкерке. — THR) появился потому, что у нас был один день на съемки и прилив с отливом мешали работать, так что природа нам выделила всего три часа. Мы физически бы не успели наснимать дублей со всех ракурсов, а потом монтировать как обычно. Вот и пришлось работать одним планом.

THR: Дени, какую самую большую проблему вам пришлось решать на площадке «Бегущего по лезвию 2049»?

Вильнев: Гм. То, что я сейчас скажу, не должно покинуть пределы этого помещения.

THR: Не волнуйтесь, никто не слушает.

Вильнев: Так. с чего начать. Господи, я на этом проекте потерял свою режиссерскую девственность. Раньше думал, что люблю работать с людьми, что на съемках все вокруг единомышленники, а я способен направить всех куда мне надо… Вот только на «Бегущем по лезвию» понял, почему некоторых людей надо увольнять. Это для меня большое дело.

THR: И почему надо увольнять?

Вильнев: В конечном счете все происходит от столкновения ваших эго, и никакое примирение невозможно. На маленьких проектах удавалось это как-то обойти, но не на «Бегущем». Я и так подыхал к концу съемок, какие уж там маневры.

Гервиг: До «Леди Бёрд» я разговаривала с другими режиссерами. Один мне посоветовал, что, если кадр чем-то не нравится, нужно погасить весь свет — так можно увидеть, что именно не так. И другой совет: «Любого человека, если он вредит фильму, можно заменить».

Дженкинс: Блокбастер похож на гигантский организм. И режиссер должен быть лидером и менеджером. Управлять сотней, а то и не одной, человек. Если кто-то мешает другим работать, приходится его увольнять.

Джоли: Когда я начинала, хотела, чтобы всем на площадке было хорошо. Потом я поняла, что бывают дни, когда меня коллеги, мягко говоря, недолюбливают. Решила для себя так — пусть я им сейчас не нравлюсь, зато они будут гордиться получившимся фильмом.

Вильнев: Да, мы на работе новых друзей не заведем.

Дель Торо: А бывает, когда группа считает, что ты уже с ума сошел и снимаешь нечто запредельное. Мы, режиссеры, об этом редко говорим, но нам нужна непоколебимая вера в то, что мы делаем. Бывают на площадке тяжелые моменты, но ради группы ты должен верить.

THR: Расскажите про худший день на съемках «Формы воды».

Дель Торо: Про первый день и вспомнить страшно, но второй был еще хуже. За 65 съемочных дней 64 были сложные. Вот снимаем сцену, когда Майкл Шеннон останавливает машину, выходит и поднимается по лестнице. Шеннон припарковался, вылез, но автомобиль поехал дальше. Старая тачка, закоротило там что-то. Майкл побежал ее останавливать. Машина потащила его под дождь, сбила первый прожектор, всюду искры, едет ко второму, а дальше мониторы, где я сижу. Все орут: «Беги!» А я никогда в жизни не бегал. (Смеются.) Подумал, вот и смерть моя. Но машина остановилась на втором прожекторе, который был жестче зафиксирован. Группа в шоке, а я говорю: «Ну вот теперь можно поработать».

Джоли: Так это был единственный хороший день? (Смеются.)

THR: Среди ваших кумиров кто-то оказался совсем не таким, как вы ожидали?

Джоли: Я внутри этого бизнеса выросла и благодаря отцу на многое насмотрелась. Давно поняла, какие все на самом деле средние и нет ничего такого невероятно особенного ни в ком. Только некоторые сами себя считают уж очень особенными.

Райт: Меня до сих пор удивляет, что великие актеры просят рассказать, как им играть.

THR: И какие вы давали указания Гари Олдману, когда он играл Уинстона Черчилля?

Райт: Рассказал о ритме персонажа. Я много говорю с актерами о ритме. Кино ближе всего к музыке из всех других искусств. И я чувствую себя как дирижер, когда работаю над сценой, — здесь сыграем погромче, а тут надо тише. Это лучше чем говорить о мотивациях или бэкграунде героя. И хотя у меня нет особого благоговения перед актерами, которые следуют «методу» (американская версия системы Станиславского. — THR), себя я считаю в некотором смысле метод-режиссером. Я должен чувствовать эмоции, идентифицироваться с персонажами. Так что в моих фильмах все герои — отражения меня самого. И вот — где я, а где Черчилль, есть между нами что-то общее? Это бред! Но для меня это история о преодолении сомнений в самом себе. Как раз недавно я чуть не ушел из профессии из-за провала картины «Пэн: Путешествие в Нетландию» (2015). Лента потеряла $100 млн, критики ее закопали. Я думал, что ничего уже не понимаю и не знаю, могу ли дальше быть частью этого мира.

Дель Торо: Все думают, что после такого провала ты все оставил в прошлом и живешь дальше как ни в чем не бывало. Но если ты чего-то стоишь, ты это не преодолеваешь, а погружаешься в глубокую тьму.

Райт: Потому что любое кино, которое мы снимаем, это выражение нашей души.

THR: Какое самое важное качество для режиссера?

Райт: Режиссер должен мысли строить как фильм. Это редкое качество, и это не визуальное мышление или драматургическое. Просто вы видите весь окружающий мир как кино — аудиовизуальный опыт, растянутый во времени.

Дженкинс: Необходимо осознавать еще и свою ответственность. Например, когда делаешь блокбастер, на тебя заводят гигантскую страховку, как будто бы ты единственный человек на белом свете, который знает, как сложить вместе эти 17 000 кадров. Тут уже на мотоцикле не погоняешь.

Дель Торо: Но еще важно быть бесстрашным. Потому что иногда нечто гениальное на первый взгляд похоже на нелепую дикость.