Этот материал был опубликован в первом номере журнала «The Hollywood Reporter – Российское издание». Мой «Вергилий» здесь – генеральный директор Карен Шахназаров, так что я спокойна. На этом, правда, аналогия с «Божественной комедией» Данте резко обрывается. Там главный герой и его проводник наматывали круги Ада. Мы с Кареном Шахназаровым, скорее, путешествуем по модели Рая. «Вот это уваже-е-ение», – думаю я, когда каждый проходящий мимо сотрудник здоровается: «Здрасьте, Карен Георгиевич!» Кажется, без подобострастия, просто рады видеть. Он кивает, многих тоже называет по имени-отчеству. С другой стороны, когда тобой руководит «свой», человек из киноремесла, титулованный режиссер, а не пришлая бюрократическая шишка, «респект» обеспечен. Суворов. Отец солдатам. THR: Сколько ж у вас тут народу работает?Карен Шахназаров: На зарплате у нас 600 человек. А так несколько тысяч каждый день приходит. Массовка. Она ведь тоже трудится... THR: Говорят, хороший спортсмен не всегда хорош как тренер, а талантливый режиссер необязательно блестяще руководит студией…Шахназаров: И правда, совсем не обязательно. Но думаю, без ложной скромности, я – исключение. (Смеется.) Мне сильно помогает то, что я знаю, как делается кино и как устроить так, чтобы все работало на кино. Руководить «Мосфильмом» – это не творчество, это бизнес. THR: Творец и бизнесмен. Режиссер и директор. Да вы – уникум!Шахназаров: Значит, уникум! (Смеется.) У меня теперь все одновременно происходит. Даже в процессе съемок продолжаю, как и положено директору, что-то подписывать, разбираться в массе вопросов, которые никто больше не может решить. Когда делаешь кино, надо отключаться от всего, а я не отключаюсь. Поэтому предпочитаю снимать во вторые смены. Чтобы утром – директор, а потом режиссер. Привык. Если сидишь все время в кабинете, многого не знаешь. На таком большом предприятии есть масса нюансов, о которых тебе «забывают» доложить. С этой стороны, конечно, моим подчиненным не повезло, потому что я знаю многое, о чем они не в курсе. Я работаю в съемочной группе и слышу, о чем народ говорит.

Коридор по дороге из директорского кабинета – настоящий музей кино. В витринах выставлены образцы съемочных костюмов из великих фильмов, модели кораблей, авто времен Великой Отечественной. В киосках – сувенирная продукция студии и архивные выпуски журнала «Советский экран». На стенах – кадры мосфильмовской классики и раритетные фото со съемочных площадок. Растрепанный, в дубленке, молодой Тарковский с горящими глазами. Режиссер Эмиль Лотяну, одетый на пике моды 70-х: расписная рубашка, заправленная в замшевые штаны, и очки в пол-лица. Бондарчук-старший, Эльдар Рязанов. Стойте, а это кто?! Молоденький Шахназаров на съемках «Мы из джаза». Не узнать! THR: Да уж, на этой фотографии вы вряд ли, наверное, думали, что встанете у руля махины под названием «Мосфильм»?Шахназаров: Нет, конечно! Я ведь всего лишь на должность ассистента режиссера пришел устраиваться. Хорошо помню тот день в 1976 году. Стою в очереди в отдел кадров, и вдруг – представляете? – Смоктуновский идет по коридору! Надо сказать, что в то время Иннокентий Михайлович был как сейчас Джордж Клуни или Брэд Питт. И я так, открыв рот, стою... Наверное, этим и привлек его внимание. Он, проходя мимо, вдруг хлопнул меня по плечу: «Вот, симпатичный парнишка». И пошел дальше. Я совершенно обомлел… – мне тогда всего 25 лет было. THR: Это был знак! А трудовая книжка у вас лежит в том же отделе кадров? Только подписи, наверное, время от времени появляются: мол, переведен на должность такую-то приказом таким-то?..Шахназаров: Да, я всю жизнь на одном месте. От работы ассистентом перешел к собственным короткометражкам. Потом вышел мой первый полный метр. А гендиректором я стал, когда как раз дефолт начался. Два месяца ужаса! У нас зарплату нечем было людям платить. Даже вспоминать не хочется. Стаи собак ходили прямо по коридорам… Штукатурка обваливалась… Да уж, что правда, то правда. Это был мой второй в жизни когнитивный диссонанс. (Первый случился, когда стало ясно, что не все знаменитые люди – хорошие.) Так вот, молодежь в 90-е знала, что крутые клипмейкеры Бондарчук, Хлебородов и Кеосаян клипы для «голосов поколения» типа Богдана Титомира, Лики Стар, в лучшем случае – Володи Преснякова или Димы Маликова снимают здесь, на «Мосфильме». А когда пробивались сюда, удивлялись: что-то наш «Голливуд» какой-то… некузявый, что ли. Мы, дети 90-х, поколение обманутых пионеров, наблюдали былую мощь ушедшей империи. Разруха, как и по всей остальной стране. Как, собственно, и в кино тогда. Шахназаров фиксировал смену исторических эпох отсюда, с улицы Мосфильмовской, дом 1. Классиком он успел стать еще в СССР. А вытаскивал киностудию из глобального аута уже в 1998-м. И при этом на удивление тепло вспоминает как о 90-х, так и о далеком СССР… Шахназаров: Я вот думаю иногда: наверное, в Советском Союзе молодому режиссеру проще было. Выпустил ты успешную картину – и вся страна тебя знает, и Берлин на западной границе, и Азия на востоке. Плюс сателлиты СССР – Арабский Восток, Индия, Латинская Америка… И ты понимал, что твоя аудитория – это… ну миллиарда два. Сейчас студент, молодой режиссер, выходит – и понимает, что его картину никто не увидит. Советская система кино была очень эффективной. А знаете почему? Потому что была «сдута» с американской! Так же как «Мосфильм» был построен по образцу больших американских студий. Не исключаю, что это влияние Сергея Эйзенштейна, который в 1930 году съездил в Америку и много идей оттуда привез. В советском кино как было? Существовал главный редактор – персона, которая за все отвечает. Он мог тебе сказать, что твой сценарий не подходит, и объяснял почему. И причины были не только идеологические – художественные тоже. Сюжет не проработан, характеров нет... В Штатах на больших американских студиях сценарий у вас тоже просто так не примут. Вы его переделаете 28 раз, вам даже, если надо, дадут доработчиков. Потому что сценарий – это основа. Если он плох, у вас никогда не выйдет хорошего кино. Вот мы написали сценарий фильма «Дамы приглашают кавалеров» – и в нем, естественно, конец был печальный, как у всех молодых режиссеров: все умерли, она поехала искать жениха, никого не нашла и возвращается морально убитая... Нам сказали: «Вы что делаете? Зритель должен знать, что, если женщина едет в Сочи искать мужа, она его найдет!» И были правы! (Смеется.) Мы переписали финал. Уверен, что именно поэтому картину смотрят до сих пор: мало кому вообще нужен несчастливый конец. Чем американское-то кино берет? Оно дает иллюзию! Хочется ведь, чтобы не как в жизни. И при всем этом у нас мог существовать независимый и совершенно отдельный Андрей Тарковский. THR: Да уж, его, похоже, никто ничего не заставлял переписывать…Шахназаров: Где еще, кроме советского кино, Тарковскому могли позволить сначала снять «Сталкера», а потом полностью переснять – с другим оператором, потому что первый ему не понравился. А ведь заменил он ни много ни мало – Георгия Рерберга. Гошу! Гения! И поссорились оба, потому что в какой-то горячий момент оператор «осадил» режиссера: «Андрей, давай как-то поспокойнее, два гения на одной площадке – многовато». В общем, Тарковскому дали Александра Княжинского, и тот картину переснял. Как бы то ни было, в СССР за счет кино содержали образование и здравоохранение… THR: У-у-у, знакомая диалектика! Раньше было хорошо, а сейчас вот мы боремся, но так хорошо, как раньше, уже не будет. Так что ли?Шахназаров: Ну как вам сказать? Я считаю, что студия «Мосфильм» сейчас лучше, чем в советское время. Мы ее перестроили и переоснастили. Она действительно по-другому выглядит, и с точки зрения технологий она сегодня не уступает никому в мире. Кстати, у нас собственник – государство. THR: То есть вы – наемный менеджер?Шахназаров: У нас унитарное предприятие. А это вечное: Шахназаров друг Путина или кто-то там денег ему дает... Это, конечно, лестно, но это неправда. «Мосфильм» не получал и не получает вообще бюджетных средств, все, что мы сделали, мы делаем только на то, что сами зарабатываем. Мы государству не стоили ни копейки. И сейчас не стоим. Более того, мы налоги платим огромнейшие. Ну про финансы еще поговорим, а где же технологии? Евроремонт сам по себе еще ничего не доказывает. Для начала, студии. Их 14, все просто не обойти. Первая – самая большая, в ней мы каждый декабрь снимаем Новый год. Хромакейная (студия для комбинированных съемок, где все снимается на фоне зеленого или синего экрана. – Прим. THR) представляет интерес сугубо профессиональный, но не зрительский: что толку смотреть на огромную комнату, где стены, потолок и пол выкрашены в зеленый? Но тем не менее ее наличие – показатель класса. В студию № 4 мы попали на последний съемочный день картины «Гагарин» режиссера Павла Пархоменко. Посередине стояла капсула космического корабля «Союз» в натуральную величину. Вокруг ходил молодой человек в оранжевом костюме космонавта и шлеме с надписью «СССР». Костюмер подшивала ему подшлемник – надо было доснять крупные планы. У остальной съемочной группы шел обед. Нас угостили шоколадкой и чаем. Думаю, кино получится хорошее – если такие добрые люди его делают. THR: В других павильонах тоже кино снимается?Шахназаров: Не только. Телевидения у нас много. Вот «Поединок» Соловьева отсюда в прямом эфире идет. «Девчата». ТВЦ. Первый канал, конечно. THR: Пускать телевизионщиков – это нормально для киностудии?Шахназаров: Если вы думаете, что в большой американской студии по-другому – так нет. На Warner тоже программ пятнадцать пишется. ТВ и кино настолько друг в друга проникли, что сегодня нельзя их вообще разделить. Более того, без телевидения любая студия пропадет. Слишком большой сегмент стал. Процентов 70. И мы его любим. THR: Давайте про хлеб и проценты поподробней поговорим. Можете доступно объяснить, как сегодня «Мосфильм» зарабатывает, если денег от государства не берет?Шахназаров: Когда я стал директором, 80 процентов дохода «Мосфильма» было от старой киноколлекции, права на которую принадлежат нам. Телевидение охотно брало картины из золотого фонда, чтобы заполнять эфир. Но настал момент, когда терпеть это больше стало невозможно: своего производства почти не было, тихо загибались, в общем. И мы начали модернизироваться на те средства, которые получали от телевидения. Сейчас, после полного перевооружения, я могу сказать, что от киноколлекций идет всего процентов 25 доходов. Остальные 75 – от производства. Лаборатория сегодня где-то 40 процентов всего российского проката обслуживает. Блокбастеры американские – озвучка, вторая перезапись, то есть дубляж, печать копий… А исходники сюда пересылают прямо в электронном виде. 35–40 процентов наших доходов отсюда. Российские картины тоже есть, но, конечно, не в таком объеме: американцы печатают по полторы тысячи копий, наши – максимум сто, за редким исключением. Ну а остальная наша деятельность – это «постпродакшн». Монтаж картины, сведение. Думаю, у нас лучший «постпродакшн» в стране, и без ложной скромности скажем – один из лучших в мире. THR: А что с вашей знаменитой музыкальной студией? От многих эстрадных мэтров – Пахмутовой, Лещенко, Градского, Кобзона – слышала, как здорово было записывать на «Мосфильме» музыку. Про Виктора Бабушкина, великого звукорежиссера, к которому очередь стояла. Кто пришел ему на смену?Шахназаров: Гена Папин у нас музыку пишет. Он, действительно, лучший звукорежиссер в Европе. Любого композитора спросите, кто лучший? Вам скажут: Папин. Два диска тут писала Монтсеррат Кабалье, она приезжала специально – потому что Гена Папин. Он фантастические вещи делает. Жаль, сейчас не его смена… В музыкальную студию мы все-таки пошли – посмотреть на Генины владения, где в этот момент готовился к записи оркестр Московского театра «Эрмитаж». Впечатляет, конечно! Студия с высоченным потолком с порога похожа на храм: деревянные акустические панели расположены в стене, наверное, согласно законам распределения звуковых волн. Но кажется, что это все ради того, чтобы служить богу музыки. «Новый Bechstein, – указывает Шахназаров на сияющий новехонький рояль. – Не понимаю, чем им старый не подходил? Стоит денег, как чугунный мост». Ворчит начальник – а сам, видно, гордится. Никто на нас особого внимания не обращает, никто бы не шелохнулся, даже если новенький Bechstein с грохотом обвалился – все увлечены разбором партитуры. Шахназаров: Есть у нас еще один уникум – Павел Дореули. Он синтезирует звук. Семь лет назад пришел на «Мосфильм» после физтеха, то есть у него отличное техническое образование. Мы потратили уйму денег, чтобы собрать ему студию. И теперь он делает сумасшедшие вещи. Вообще, он, конечно, нарасхват, и работал у меня на «Белом тигре». И вот, например, что Паша придумал: чтобы придать танку некое особенное звучание, отыскал рев аллигатора и вплел в звук гусеницы! Это, действительно, дало какой-то сумасшедший эффект. Он этот звук превращает в нечто живое. Паша сегодня как раз здесь, можете к нему зайти. Паша, как и полагается мистическому гению, обитает в подвале. «Здесь раньше делали реверберацию, – поясняет Паша, – но это неважно». Теперь тут его уникальная саундстудия для синтеза звуков, которых нет в природе. Или есть, но они, к примеру, недостаточно объемные. Звуки – Пашины краски. Он ими рисует. Я вся в нетерпении насчет аллигатора, конечно. «Белый тигр» – это, если упрощенно, история про фашистский танк-фантом. Так вот, когда видишь его на экране, хочется спрятаться. А потом осторожно выглянуть из-за кресла – он еще здесь? Это все Паша. Воздействие на бессознательное напрямую, минуя мозг, – здесь ему равных нет. Объясняя свою концепцию, он приводит в пример тот факт, что настороженное рычание собаки заставляет человека подсознательно чувствовать опасность. И когда Паша наконец нажимает на play, я сразу понимаю, о чем он. THR: Ну ведь он же один такой у нас в стране, да?Шахназаров: Он поэт, остальные прозаики. THR: Наверное, только поэт и может с вами работать. Просто, помню, слышала от кого-то, что вы, Карен Георгиевич – вредный тип…Шахназаров: Конечно. Власть портит. Явно. Думаю, и меня испортила: я-то и вовсе дважды начальник! И в кресле директора, и в съемочной группе… Бывает, что обижаешь кого-то – и даже не замечаешь. Так что приходится себя вдвойне контролировать. Но в этом всем, если честно, самое ужасное – снимать плохое кино и не заметить этого! Вот самая ужасная мысль, которая меня преследует. Богом отпущено определенное число хороших картин. И физическая жизнь режиссеров, как правило, не соответствует творческой. Мы часто это видим. Но проблема в том, что снимая «не то», все равно последний это поймешь. Если поймешь… (Смеется.) THR: Много еще в планах?Шахназаров: Конечно. Сейчас самый «драйв» пошел. В чем прелесть кино? Это всегда новое. Ты же не снимаешь одно кино, ты всегда снимаешь что-то другое. Быть режиссером – это довольно дерзкая история, ты же мир создаешь. Небо, воду, землю, населяешь все это существами, которые чувствуют и говорят. А зритель приходит и смотрит. Не знаю, как вас – меня это заводит! Покидая «Мосфильм», я поняла, когда приду домой, первым делом покажу детям «Звездные войны», а сама повнимательнее послушаю, как звучат световые мечи в джедайских битвах – спасибо воспевшему их Паше Дореули. Во-вторых, посмотрю на сайте «Мосфильма» что-нибудь из седой аналоговой классики. А ее там бесплатно в открытом доступе около пятисот фильмов. В-третьих, позвоню друзьям с телика, скажу, что знаю, где взять видеомонтажеров: мы все мучаемся – их у нас не хватает. А киностудия, оказывается, готовит специалистов технических профессий. И еще я, кажется, поняла, в чем секрет успеха Карена Шахназарова. Художника и начальника. Он и «Мосфильм» делает как свою собственную картину. Не для кого-то, а чтобы самому нравилось. Ибо, как говорил великий Сергей Герасимов, «режиссер, как повар, должен приготовить то блюдо, которое сам будет есть…».