Иван И. Твердовский: «Мне сказали, что Анджелине Джоли очень понравился "Класс коррекции"»

01.10.2014Илья Миллер

В прокат вышел «Класс коррекции», проехавшийся по фестивалям и наделавший там немало шума. Теперь любой зритель может в соседнем кинотеатре увидеть историю о жизни и любви подростков-инвалидов и поразиться тому, насколько свежо, нестыдно и обнадеживающе она выглядит. Режиссер фильма, Иван И. Твердовский, которому уже прочат самое светлое будущее, рассказал THR о том, как ему удалось создать такое ощущение от картины.

- Ты начинал в документалистике. Каким ты видел свой дебют в игровом кино до того, как начал работу над «Классом коррекции»?

- Свой дебют я пишу до сих пор. Уже на протяжении семи лет. Все читают разные драфты, но мы никак не можем закончить. Параллельно происходит какая-то другая жизнь, появляются такие проекты, как «Класс коррекции». Этот проект возник случайно, и в обход сценария. Мы просто встретились с Натальей Мокрицкой (продюсером фильма - прим. THR) как-то в кафе, и она говорит: «О, а я видела два твоих документальных фильма. Я тебе дам почитать сценарий». Я себе представлял, что моим дебютом будет история про двух девушек на море. Где одна другую мочит в конце. Я мечтал, что обязательно позову оператором Кричмана, и это будет что-то такое красивое, про любовь.

А со сценарием «Класса коррекции» вышло вот как. Я понимал, что можно долго говорить «нет» и отказываться. Либо можно найти варианты того, что с этим можно сделать. Но серьезно я не относился к этому до того момента, когда мы со сценаристом пошли в класс коррекции – просто посидеть и посмотреть, как все это вообще выглядит. В настоящий класс. Это было, кажется, в районе Марьино. Потом в Люберцы поехали смотреть. Мы смотрели разные школы, и увидели там какое-то чудовищное отношение к ребятам. Если там находится достаточно долго, то понимаешь что это – тюрьма. Начинаешь с ними общаться, видишь, как они выходят на перемены, как к ним относятся другие. Туда приходят эти чудовищные сумасшедшие женщины, которые пытаются что-то преподавать, и это страшно. И мы делали историю про такую детскую тюрьму, без вариантов – потому что мы были уже настолько во всем этом, как-то эмоционально взаимодействовали со школьниками. Стало ясно, что об этом никто не говорит, а ты должен. Повесть, она же вообще про другое, ее писала женщина-психолог и написала в ней какие-то странные вещи. Я ее читал, и мне казалось, что так моя бабушка представляла себе мои школьные годы. К жизни это все не имело никакого отношения, там все было такое нафталиновое – в общем, мы ее переписали заново. Оставили только название и саму тему.

- То есть ты видел таких детей, прописанных тобой в фильме, в школах Марьино и Люберцев лично?

- Да. В фильме же в эпизодах даже снимались настоящие ученики классов коррекции. Вообще получился какой-то микс. Мы из повести Мурашовой перешли на документальную основу, а уже из нее вышли на свою историю, про школу, про любовь. Если бы мы снимали, исходя из того, что видели, то вообще правильнее было бы снимать документальное кино. Изначально мы хотели взять непрофессиональных актеров.

Вообще мы не зацикливались на том, что снимаем про инвалидов. За три дня к этому привыкаешь, и дальше снимаешь про взаимоотношения, которые происходят везде. Все социальная подоплека ушла куда-то глубоко вниз. Может, я упрощаю, но это всего лишь история про первую любовь девочки, которая пришла в школу. Комиссия, странный класс и эти подростки служат ей фоном.

- Ты с фильмом уже объездил много фестивалей и одержал немало триумфов. Не было ли какой-то одобрительной реакции от мэтров кино? Не знаю, подходит к тебе Мартин Скорсезе, или там Станислав Говорухин, кидает пару ободряющих фраз, хлопает по плечу. Что-нибудь такое было?

- Была смешная история. На Кинотавре после премьеры фильма день прошел как-то так незаметно. И у меня знакомый спрашивает: «У тебя есть телефон Хотиненко?». Говорю «Нет, я его вообще не знаю». «Как так, ты же с ним вчера болтал». Такие истории возникают очень часто. Нет, на самом деле я помню, кто подходил и что говорил. Нам сказали, что когда была азиатская премьера фильма в Шанхае, на которой нас не было, к сожалению, наш фильм очень понравился Анджелине Джоли. А в Карловых Варах я хотел познакомиться с Мелом Гибсоном. Стоял перед кинотеатром, ждал его. А он не пришел. Но он об этом еще пожалеет, мне кажется (смеется).

- Сейчас, наверное, тебе предлагают много проектов. И все они – на молодежную тему.

- Ну, предлагают. Но такое ощущение, что предлагают специально для того, чтобы в ответ услышать «нет» и обидеться. Но да, про молодежь много предлагают, про школьников, про инвалидов. Я даже и не против, лишь бы были какие-то истории интересные.

- А в мейнстриме видишь себя? В большом, жанровом кино?

- Я об этом не думал. Но почему нет, надо быть ко всему открытым. Мне было бы интересно себя попробовать во всем. Но я люблю русское социальное кино. «Антон тут рядом», документальные фильмы. Кино, которое работает на человека, на общество. Когда ты не просто смотришь историю, чтобы отвлечься, а тебя включают в какие-то важные процессы в обществе, и ты понимаешь, что ты здесь нужен. Я вообще за такое кино. Чтобы мы не просто самовыражались и снимали какие-то истории непонятные, а чтобы практическая польза была.

- Чего ждешь от проката? Как, по твоему, обычный, нефестивальный, зритель, должен будет воспринять твой фильм?

- Мне нравится, что прокатчики позиционируют «Класс коррекции» как кино про любовь, а не как что-то социальное. Я представляю, что если бы я с девушкой пришел в кино и увидел бы на плакате девку в коляске, то пошел бы на любое говно, которое будет идти в соседнем в зале, но не на этот фильм (смеется). Я это прекрасно понимаю. Если я увижу, что это история про подростков и про любовь, то есть какой-то шанс, что я зайду и посмотрю. У нас проблема еще в том, что кино долго собирается. То есть первые 30 минут сложно высидеть, там почти ничего не происходит, завязываются какие-то взаимоотношения. В общем, все то, что целевая аудитория этого фильма на дух не переносит. Мне очень интересно, кто придет, кто посмотрит, какой бокс-офис будет. Нужно много терпения, чтобы смотреть это кино.

Но очень хочется выйти из киноманской тусовки, на самом деле. Круто, когда документальное кино ты показываешь людям, которые ничего подобного раньше не видели. Для них документальное кино – это фильм, который показывают по Первому каналу. На них все это очень действует. И если найдутся хотя бы два человека, которые, посмотрев этот фильм, подняли в себе важные вопросы, запустили механизм сопротивления… У нас было такое, когда мы показывали «Собачий кайф» (короткометражная доку-драма Твердовского об увлечении асфиксией, популярном среди подростков - Прим. THR) по школам. Не все школы, кстати, разрешали это делать. Но были вменяемые люди, которые хотели это кино показывать. Круто было видеть испуганных людей, на которых это кино подействовало. И тогда я понимал, что этот фильм имел какую-то практическую пользу. Здесь – то же самое. Мы сейчас готовим такие сеансы – в школах, где есть классы коррекции, показывать нормальным детям этот фильм. Они видят их каждый день, и у них будет шанс поменять к ним отношение, возможность вступить с ними в какой-то контакт. Это самое интересное, на самом деле.

Класс Коррекции / Россия, 2014, 85 мин. Режиссер: Иван И. Твердовский. В ролях: Мария Поезжаева, Никита Кукушкин, Филипп Авдеев, Ольга Лапшина, Наталья Павленкова, Юлия Серина, Артем Маркарьян, Мария Урядова, Наталья Домерецкая. В прокате с 25 сентября (A Company)