Петр Федоров: «Я отказался от всех предложений и займусь своими историями»

29.09.2017Ольга Белик

Петр Федоров уходит из кино. Как, зачем, надолго? Читаем наше интервью.

Петр Федоров после нашумевших «Дуэлянта» и «Ледокола» как будто бы исчез с наших радаров – в этом году мы видели с ним лишь сериал «Вы все меня бесите» на СТС и мини-сериал «Территория». Просто, как это всегда бывает, проекты снимаются в разное время, а выходят одновременно – и новый съемочный процесс остается для зрителя за кадром. На самом-то деле творческая жизнь Федорова кипит: в этом году он дебютировал как член международного жюри кинофестиваля «Край света», прошедшего в седьмой раз на Сахалине, причем прилетел на судейскую работу из Калининграда с другого фестиваля – короткометражного кино «Короче», где в программе шел фильм с его участием и поддержкой. И на все фестивали Федоров вырывался со съемочной площадки нового проекта из Анапы – плюс еще он активно занимается музыкой и режиссурой, и как-то все это успевает. Но выяснилось, что прямо сейчас Петр готов взять паузу, чтобы начать новую главу своей жизни. Об этом мы и поговорили с ним на Сахалине в перерывах между жестким графиком просмотров конкурсной программы и творческими съемками для души.

Петя, расскажи, что у тебя происходит, где ты сейчас снимаешься?

Я снимаюсь в сериале «Русалки» по мотивам израильского сериала - под руководством Александра Цекало мы делаем версию для российского зрителя. Не хочу говорить слово «адаптация», потому что, на мой взгляд, у нас это получится поинтересней.

Почему?

Ты знаешь, много сериалов, которые закупаются, очень зависят от ментальной платформы. И многие иностранные фильмы или сериалы нельзя воспринимать сюжетно. Это такая психологическая штука: там, на самом деле, рассказывают про жизнь людей на кухне. И чтобы это понимать стопроцентно, надо быть британцами, израильтянами или кем-то еще. Зачастую наши продюсеры, закупая сериалы, начинают их адаптировать как сюжетные, и получается полная ерунда, не похожая на нашу жизнь – да и вообще в принципе ни на какую жизнь. Все забывают, что имеет значение, где это делают, кто это делает и для кого. В оригинальных «Русалках» мы вместе со следствием проникаем в израильскую семью, что для них уже вау, мощный сюжет! Это же военная страна, поэтому там в принципе войти в чей-то дом – уже очень большой сюжетный ход. А у нас-то все по-другому. У нас всегда все заходили в дом – люди в сером, люди в черном, во все времена уводили, расстреливали, поэтому в нашем сериале другие страхи. Мне очень понравился сюжет и слагаемые жанра – не знаю, как в итоге все получится, но мне очень нравится, что это не просто триллер-детектив, а еще и с ненавязчивым приятным соусом мистики. Если из этого не устраивать «Властелин колец» (а на это, слава богу, нет ресурсов и денег), то может получиться вполне симпатично. У нас играет замечательный актерский состав: моя партнерша Иева Андреевайте, я ее буду любить по сценарию, еще играет прекрасный Мераб Нинидзе, Михаил Горевой, Дарья Мороз, много хороших актеров!

А кто твой герой?

Его зовут Матвей, он – засланный казачок, молодой следователь. Я в кино дорос до следователя, наконец-то (смеется). Но моя роль очень неоднозначная, и мне нравится, к чему у нас там все приходит.

Чем займешься после «Русалок»?

У меня будет музыкальный перерыв на свой проект, в который я уйду полностью. Где-то полгода буду не вылезать из студии: мы планируем новую программу, и это невозможно делать, находясь в экспедициях. А по «Русалкам» экспедиция долгая, я вернусь только в конце октября, и в ноябре мы еще поснимаем в Москве. И дальше все – я отказался от всех предложений и займусь своими историями.

Музыка для тебя – новый этап в карьере или параллельный?

На поверхности все просто как-то мало сталкивались с этим в моей жизни, а на самом деле это не новый, а гиперстарый этап в моей жизни. Я этим занимаюсь пополам – половина кино, половина музыка. Мы давно и плотно занимаемся студийно, сейчас у меня новый проект, который требует лабораторного периода. Мы только начали и хотим попробовать какие-то интересные штуки, а не работать сразу на результат. В утилитарном смысле у меня есть возможность этим не заниматься, потому что я какие-то деньги зарабатываю в кино, поэтому в музыкальном плане мне очень важно обеспечить себе независимую экспериментальную платформу. Сейчас у нас есть несколько интересных направлений. Хотим, например, сделать киноконцерт. Поскольку у нас аналоговая живая история, нам очень нравится этнос – то я могу на Сахалин вернуться уже через месяц, чтобы записать местных индейцев. Хотим писать всех - нивхов, айнов, алеутов, ханты-мантов, якутов. Нам надо собрать коллекцию исчезающих народов Севера – идем по определенному списку. До того, как отправиться в студию, проедем, наверное, с каким-то количеством звукозаписывающей техники через разные труднодоступные места. Надо успеть, пока не завалило все снегом!

Мы с тобой как-то давно говорили про «Россию 88» и что ты хотел бы заняться «социалочкой». Ты хочешь к этому вернуться, или будешь заниматься только музыкой?

Я заметил, что сейчас многие мои коллеги отрекаются от художественного пространства во имя документального, потому что временами мы все нащупываем какой-то тупик. Художественное кино чуть-чуть оторвалось от реальности, и мы видим много каких-то странных историй, у которых потеряна связь с действительностью. Может, в силу того, что мы сейчас такие времена переживаем, когда нельзя в художественном формате снимать про реальность – скажем, фильмов про Донецк у нас еще нет. Работает «право времени», это все еще надо пережить. Поэтому многие уходят в документальное кино, потому что в нем есть право времени и, как ни странно, поиск художественной фактуры в том числе. Мы вот ездили снимать наш клип на полуостров Рыбачье – я там экспериментировал с камерой 8 мм и моими друзьями – это невероятные места боевой славы, к которым я тоже хочу вернуться уже в художественном смысле. Но на этом острове я встретил такое количество удивительных браконьеров, что задумался, насколько жизнь интересна и разнообразна, насколько у нее может быть много форм, какой она может быть опасной. И совершенно непонятно, почему вдруг тебе может стать интересна эта тематика. Или вот мои друзья едут в Африку снимать про изнасилованных женщин: у меня сначала возникает вопрос – а чего в Африку-то, неужели у нас тут таких проблем мало? Но потом я понимаю, что, наоборот, не надо сдерживать волю и душу молодого кинематографиста, потому что поиск того, чем себя наполнить, и фактуры, за которой ты в погоне, могут не для всех быть ясными и понятными. Так что если тебе что-то интересно на стороне и ты не можешь сформулировать, почему так – иди и просто это сделай, потому что это может быть важно хотя бы для тебя самого. В общем, про социалочку я думаю. Есть еще мысли про документальное кино. Не знаю, как или когда все может воплотиться, но так или иначе сейчас активно развивается мультижанровость. Уже неинтересно работать в каком-то одном формате – сейчас круто делать коллаборацию не только жанров, но даже и каких-то предметов искусства.

К идее документального кино ты пришел до фестиваля «Край света», или это на тебя так повлияла работа в жюри с его президентом – документалистом Мариной Разбежкиной?

Еще до фестиваля, конечно, но быть в жюри с Мариной Александровной – это крутой знак! Я общался и с ней, и с коллегами по жюри, у них у всех огромный опыт. Какие-то темы мы обсудили, что-то я намотал на ус.

Вообще каково тебе было в жюри – это же твой первый опыт?

Это ужасно интересно и страшновато, конечно. Я был в компании таких личностей! Но это меня очень образовало, и я невероятно благодарен за такую возможность. Потому что это очень интересная и сложная работа – я сапожник без сапог и очень мало смотрю картин в последнее время, так что даже побаивался сначала. Я не ожидал, что даже по две картины в день будет так непросто смотреть, да еще с таким дотошным потом обсуждением. Я в этих обсуждениях многому научился – не только судить, а именно анализу и подходу к этому анализу. Это здорово, потому что иногда после выхода из кинотеатра тебе вообще ни с кем не хочется говорить от эмоций и хочется еще день побыть одному – здесь ж надо было охолаживать нос и по кирпичикам разбирать увиденное. И после такой работы понимаешь, что у тебя уже другой багаж.

Вернемся к музыке: где мы сможем в сети найти музыканта Петра Федорова?

Вышел клип-фильм на песню Freefall: это мое прощание с коллективом Race to Space. Точнее, это совместный взмах крыльями группы Race to Space и нашего нового проекта R.A.I. Мы ремикснули оригинальный трек для клипа, который снимали на полуострове Рыбачий вместе с оператором Федором Ляссом. Что касается нового проекта, собираемся уйти с радаров на несколько месяцев и к весне сделать премьеру с концертом. Вероятно, что теперь даже придется освоить социальные сети. Идей много, будем двигать их в массы.

И нелепый вопрос: мы в феврале видели тебя на «Золотом орле» с шикарной бородой, и наши читатели спрашивали, зачем тебе такая борода была нужна, для какого проекта?

Прекрасный вопрос! У меня, наверное, единственная профессия, которая позволяет в тот момент, когда ты себя запускаешь, выглядеть востребованным. Для меня это было осознанное решение: период безработицы, музыкально-лабораторный период – и я просто перестал бриться (смеется). Я просто не работал, но в моем случае все сразу подумали, что у меня какая-то крутая роль! И приставали с вопросами: вау, в каком фильме снимаешься? А я с сожалением отвечал: нет, чуваки, простите, но я как раз не работаю. Я раньше никогда не отращивал бороду, и мне было интересно, что может с лицом произойти. Теперь решил, что в гриме с бородой сниматься больше не буду никогда: если будет нужна борода – отращу свою, потому что она у меня лучше получается! Это совершенно другие качество и статус физиономии, потому что лицо меняется, и тебе в таком виде нужно быть только настоящим. Но какой был шок, когда я ее сбрил! У меня сразу оказалось очень маленькое лицо, я не знал, что делать, прятался в водолазку. Я мимикрировал под бороду: лицо ж вытягивается и сразу кажется благородным. Так что я просто хотел казаться благородным.

Видеоверсия: