«Взрывная блондинка» в самом холодном городе

28.07.2017Андрей Писков

На чем основан новый фильм с Шарлиз Терон.

Из года в год лето продолжает быть самым предсказуемым и консервативным сезоном кинопроката, в котором верхние строчки бокс-офиса по-прежнему достаются блокбастерам, основанным на главном художественном достоянии поп-культуры XX века – комиксах. В череде таких громких премьер бывают, впрочем, и занятные исключения: этим летом среди привычных персонажей Marvel и DC затесался экспонат, заметно отличающийся от своих рисованных собратьев.

Если вышедшая на экраны «Взрывная блондинка» привлекла ваше внимание не только бритым Джеймсом МакЭвоем, боевыми навыками Шарлиз Терон и ретро-саундтреком, но возродила в памяти визуальную лихость и освобожденную от канонов наглость «Пипца» – это не случайно. Сложно поверить, но фильм про английскую шпионку, очищающую Берлин 1989 года от двойных шпионов и сотрудников КГБ, в своей основе имеет не секретные данные британской разведки, а строгий и выполненный в лучших традициях европейского детектива графический роман. «Самый холодный город» Энтони Джонстона и Сэма Харта вышел в 2012 году и быстро снискал культовую славу одного из лучших оригинальных комиксов нового десятилетия.

Для тех, кто на волне ажиотажа вокруг «Взрывной блондинки» все-таки захочет обратиться к ее литературному первоисточнику, THR составил несколько причин, почему стоит это сделать.

Немецкий «Город грехов» конца 80-х

Ни в трейлере фильма, ни в аннотации к роману Джонстона и Харта нет каких-либо намеков на знаменитое произведение Фрэнка Миллера. Однако первое, что бросается в глаза при прочтении «Самого холодного города» – это его графическое оформление, неизбежно вызывающее в памяти знаменитую черно-белую гамму «Города грехов». Темы Холодной войны, двойных и тройных секретных агентов, а также нависшей над человечеством угрозы и общего страха в Берлине накануне падения Стены оказались идеальным подспорьем для создания густого и минималистичного изобразительного стиля, где порой неясно, на что ты смотришь: силуэт персонажа или его ожившую тень.

Отсылки к Миллеру в «Самом холодном городе» не исчерпываются одним лишь использованием монохромной гаммы. Ускользающая сюжетная линия Джонстона приобретает неожиданные глубину и объем именно благодаря емким визуальным образам Харта: порой взгляд или случайная деталь тут играют большую роль, чем длинные словесные пререкания персонажей. Подобным эффектом славился и «Город грехов», в связи с чем Роберт Родригес при переносе материала на экран отказался от какой-либо художественной интерпретации – работа Миллера и так была предельно кинематографичной. В случае с экранизацией «Самого холодного города» дело вышло несколько иначе: сценарист Курт Джонстад («300 спартанцев»), отказавшись от вязкого минимализма романа, сделал Берлин 1989 года максимально гротескной вариацией блудного Вавилона, где есть место как нелегальным панк-вечеринками, так и дорогим вечерним платьям, жесткому мордобою и даже Тарковскому.

Джон ле Карре встречает Фрэнка Миллера

Возможно, лучшим автором, которого породила Холодная война и который точнее остальных передал гнетущую и сковывающую обстановку мира на грани гибели, в котором находилась большая часть мировых держав вторую половину XX века, стал британский писатель и разведчик Джон ле Карре. Именно его отпечаток лучше всего чувствуется в истории Джонстона о невзрачной сотруднице МИ-6, которую отправляют на поиски пропавшего списка агентов в расколотый шпионскими группировками Берлин. Как и в классических детективных историях, повествователь романа, первоклассный агент разведки Лоррейн Бротон, оказывается так же ненадежен, как и те, кто его допрашивает – верить тут можно лишь двум непоколебимым силам: протестному духу свободных немцев и верности спускового курка. Собственно, в прицеле пристального взгляда британских спецслужб поочередно оказывается каждый персонаж этой запутанной истории, а в их невинности в полной мере убеждаешься лишь тогда, когда они лежат остывшими телами на вечно холодных мостовых осеннего Берлина.

Пожалуй, в том, как ловко и бесшовно Джонстону и Харту удалось скрестить пугающую конспирологическую атмосферу книжек ле Карре с броской визуальной стилистикой Фрэнка Миллера и кроется главное обаяние «Самого холодного города» – это микс, определенно рожденный на небесах. Режиссер Дэвид Литч, один из авторов «Джона Уика», однако, разглядел в графическом романе совсем иную перспективу – и создал на его основе сочный и грязный экшн-фильм, нафаршированный главными штампами эксплуатационного кино, в котором закрученная драматургия комикса была заменена более предсказуемыми сюжетными ходами.

Какой могла бы получиться «Взрывная блондинка», сложись карты иначе? Теперь об этом можно помечтать разве что на неоновых титрах фильма, что мы и сделали.

Альтернативные варианты фильма по «Самому холодному городу»:

Монохромный боевик в антураже трэш-кино. Если бы продюсеры «Взрывной блондинки» остались верны графическому чутью Сэма Харта, то уморительные берлинские разборки Терон с русскими мы смотрели бы исключительно в черно-белых тонах. Единственным режиссером, которого стоило бы позвать в постановочное кресло, в таком случае был бы Роберт Родригес, сделавший себе имя на создании дешевых и изобретательных криминальных боевиков. Возможно, для режиссера это был бы лучший шанс вернуться в строй, чем съемки второй части «Города грехов», провалившейся на всех фронтах.

Бессловесный психологический триллер. Примерно в то же время, как Джонстон и Харт придумывали свою историю, творчество ле Карре получило несколько любопытных экранизаций в Европе. Отличившейся среди них стоит считать попытку шведа Томаса Альфредсона, который целиком построил саспенс ленты «Шпион, выйди вон!» на внутреннем напряжении между персонажами, выражавшемся практически без слов. Возьмись он за «Самый холодный город», действие «Взрывной блондинки» так и не вышло бы из комнаты для допросов, а Шарлиз Терон практиковала бы навыки рукопашной в нескончаемой дуэли взглядов. Кажется, фильм от этого бы только выиграл.

Фрейдистская драма о природе двойничества. Основная интрига «Самого холодного города», как ни странно, заключается не в поиске главного антагониста, а в последовательном уличении каждого положительного персонажа в двойной игре, как способе выжить в противоречивой политической обстановке схлопывающейся Холодной войны. Мотив двойничества в кинематографе XXI века до сих пор лучше всех понимали Дэвид Кроненберг («Связанные насмерть», «Оправданная жестокость», «Порок на экспорт») и Кристофер Нолан («Престиж», «Начало»), и любой из них мог бы сделать из графического романа Джонстона и Харта настоящий фрейдистский путеводитель по черной душе шпиона. В частности, Нолан, при желании, мог бы вплести в «Блондинку» и свои фирменные эксперименты со временем, рассказав всю историю в непрекращающихся флэшбеках.