Круглый стол THR: продюсеры. «Если мы не будем делать качественные фильмы, люди уйдут из кинотеатров»

07.01.2018Мэтью Беллони

THR собрал на круглый стол самых заметных продюсеров этого года: не обошлось без политики и обсуждения Харви Вайнштейна, но больше всего голливудские создатели говорили о кино.

Американскую киноиндустрию в этом году будоражат политические и секс-скандалы, и, кажется, фильмы отошли на второй план. Чтобы узнать о происходящем из первых рук, THR собрал на круглый стол самых заметных продюсеров этого года. Конечно, в беседе не обошлось без политики и обсуждения Харви Вайнштейна, но больше всего голливудские создатели говорили о кино, балансе между прибылью и искусством, а также вспоминали советы Хичкока.

На разговор заглянула экс-директор киностудии Sony Эми Паскаль (59 лет, «Большая игра») — одна из самых влиятельных женщин в американском кино. На вольных хлебах она основала собственную компанию Pascal Pictures и в этом сезоне наград представляет режиссерский дебют оскароносного сценариста Аарона Соркина. Пострадавший в 2014 году вместе с Паскаль от северокорейского взлома Сет Роген (35 лет, «Горе-творец») рассказал об отношении к бывшим коллегам-актерам. Его наставник Джадд Апатоу (49 лет, «Любовь — болезнь») поведал на примере своей ленты, как фильм может случайно стать политическим высказыванием. Король хоррора Джейсон Блум (48 лет, «Прочь») и директор Working Title Эрик Феллнер (58 лет, «Малыш на драйве», «Виктория и Абдул») поделились рецептом, как сохранить творческую свободу. Дал ценный совет коллегами и живой классик — Ридли Скотт (79 лет, «Убийство в Восточном экспрессе», «Бегущий по лезвию 2049»), который в этом году удивил индустрию своей продуктивностью.

THR: Мы живем в крайне политизированное время, и источников информации сейчас больше, чем когда-либо. Как вы считаете, кино еще может влиять на общество?

Джадд Апатоу: Хороший вопрос. Можно сказать, что целое поколение выросло на сериале «Южный Парк» и программе Джона Стюарта (сатирическая новостная программа The Daily Show, выходившее на Comedy Central с 1999 по 2015 год. — THR), и они уже думают по-другому — более толерантны. Да и после насмешек Стюарта над политиками молодежь воспринимает новости совсем иначе. И все же я плохо представляю себе такой фильм, после которого зрители скажут: «Ой, мне, кажется, не нравится Трамп». (Смеются.) Признаюсь — надеюсь, после нашей картины «Любовь — болезнь» они подумают: «Я ничего не знаю об иммигрантах, но теперь хочу понять, кто они и как живут».

Эрик Феллнер: Кино, конечно, может и влиять, и поднимать темы, но только для этого оно должно быть хорошим. И если мы не будем делать качественные фильмы, люди уйдут из кинотеатров.

Апатоу: Премьера ленты «Любовь — болезнь» состоялась на «Сандэнсе», прямо в день инаугурации. Когда мы делали картину, то ни о чем таком не думали, а тут внезапно Трамп, разговоры про стену между странами и то, что все мексиканцы — насильники. Фильм сразу оказался созвучен времени. Все, что задумывали показать изначально — вот в Америке живут и такие люди, — неожиданно превратилось в политическое заявление.

THR: Что вас вдохновляет? Отчего появляется мысль: «Я должен сделать этот фильм!»?

Сет Роген: Есть пара вещей. Во-первых, главное — идея, она должна быть мне по-настоящему близка, потому что на проекты уходит куча времени. Что-то вызывающее эмоциональный отклик. И я буду беситься, если фильм об этом сделает кто-то другой.

Ридли Скотт: Это ревность. (Смеются.)

Роген: Мы все время пытаемся рисковать, поставить в кадр кого-то совершенно неожиданного или вписываем шутки, которые никто еще не произносил с экрана. Я счастлив, когда получается удивить зрителей, да так, чтобы вопреки первоначальным ожиданиям им все понравилось.

Эми Паскаль: Студии боятся делать определенные фильмы, контент утекает на телевидение. И выходит так, что все хорошее оказывается на ТВ, а в кинотеатрах — сплошь коммерческое кино. Нам нельзя этого допустить!

Апатоу: Телевидение и стриминговые сервисы засасывают новые проекты, как черная дыра. Их и так много, и, чтобы выделиться, каждому нужен собственный уникальный контент, поэтому они не прочь рискнуть. Работая сейчас на ТВ, я заметил, что это хождение по краю превратилось в бизнес-стратегию.

Блум: А в кино ничего подобного…

Апатоу: В кино так не получается. (Обращается к Блуму.) Твой фильм — как раз пример похожего подхода: «Мы можем сделать ленту за ограниченную сумму, и она принесет конкретную, пусть и небольшую прибыль». Инвесторам нужно больше работать именно в таком направлении. А они что делают? «Соберет эта лента по максимуму в Китае и России?» Из-за этого за бортом остается множество картин, которые бы нам хотелось снять, потому что хорошее кино…

Паскаль: …с такими мыслями не делают.

Роген: А кто принимает подобные решения и выдавливает из процесса любое творчество? Пока сам не достигнешь положения, в котором сможешь сказать: «Я сделаю это вот так», все твои порывы раздавит студийная иерархия.

Блум: Вот поэтому, хотя многие назовут мое мнение спорным, я считаю так: хотите качественное кино без постороннего вмешательства — снижайте его стоимость!

Роген: Согласен.

Паскаль: Верно!

Апатоу: Так, погодите, а мой гонорар не уменьшится? (Смеются.)

Блум: Если вы снизите стоимость фильма, то уже не важно, как он пройдет в России и какая в нем играет звезда. «Прочь» был снят за $4,5 млн. Все наши проекты обходятся примерно в $5 млн. Просто отлично, когда они зарабатывают, но это делалось не ради денег, а по причинам, о которых мы сейчас говорим. Как создать смелую картину без навязанных сверху звезд и необходимости угождать начальству? Потому и уменьшаем бюджет.

Апатоу: Худшее, что может случиться, если Ридли с тобой согласится… (Смеются.)

Блум: Ну, нет!

Апатоу: ...и начнет снимать фильмы за пять миллионов.

Роген: За пять они все равно будут отличные! (Смеются.)

Блум: Ридли, они будут прекрасные, сделай с нами картину!

Роген: Мы с партнером (продюсер Эван Голдберг. — THR) стараемся снимать именно кино, про которое говорят, что такого никто уже не делает — за средние деньги — $20–35 млн. Начинаем с бюджета: «Сколько вы готовы дать и потом оставить нас в покое?» Это тоже творческое решение. Ожидания инвестора зависят от суммы, а нам нужны и свобода, и ресурсы.

Скотт: За этим столом есть только один человек, который обладает нужной квалификацией для того, чтобы отвечать на подобные вопросы (обращается к Паскаль), потому что ты была главой студии-мейджора. И это самая сложная работа — целыми днями читать черт знает что, принимать решения и ставить свои деньги на темных лошадок. Можешь угадать или здорово пролететь.

Паскаль: Да, и провалов было немало! Но если все время переживать, что о тебе станут говорить: «Какие же идиоты там сидят, как можно было такое выпустить?» — тогда работа действительно превратится в ад. Нельзя бояться ошибок.

Скотт: Да, не нужно пугаться возможных провалов.

Паскаль: Лучше, когда вами движет желание увидеть готовый фильм, а не страх.

Блум: Но если бюджет небольшой, ошибаться намного легче.

Паскаль: Ага. (Смеются.) У меня были провалы во всех бюджетных категориях, поверь. Когда ты работаешь в менеджменте студии, то кино не снимаешь. Твое дело — доверять людям: встретить способного человека и дать ему возможность творить — вот такой процесс. Точнее, так все должно быть.

Роген: Мы с Эми делали «Ананасовый экспресс», и студия вмешивалась по минимуму, что прекрасно, но речь не об этом. А о том, что сидим с ней потом вместе на тестовом показе и через пять минут после начала фильма она наклоняется и говорит: «Ну теперь я врубилась». То есть она профинансировала картину, ничего не понимая в ней!

Блум: Самое сложное в такой работе это не согласиться на что-то, а то, сколько раз надо сказать «нет».

Паскаль: И у меня это не очень хорошо получается.

Апатоу: Самое смешное во взломе Sony (в сентябре 2014 года хакеры обнародовали содержимое почтовых ящиков топ-менеджмента киностудии. — THR), что, когда в Сети всплыла вся моя переписка, — это были отказы от Эми и Дага Белграда (на тот момент — президент Columbia Pictures. — THR) (Смеются.)

Роген: Точно.

Апатоу: «Ты хочешь ему отказать? Он сумасшедший! Сиквел "Ананасового экспресса" за $50 млн? Нет!»

Паскаль: Да, это смешно!

THR: Взлом стал ответом северокорейских хакеров на комедию Сета «Интервью» про Ким Чен Ына. Чему вас научил этот неприятный опыт?

Паскаль: О, господи, только не это!

Роген: Нас это сблизило. (Смеются.) Давай, Эми, сначала ты скажи.

Паскаль: После случившегося я поняла, что и в нашем бизнесе есть настоящие верные люди, которые будут с тобой до конца. А ведь так много говорят про Голливуд, про грязь и двуличность тех, кто там работает… Но вот оказалось, что это не всегда правда.

Роген: М-да… (Смеются.) Чему меня научил этот опыт? Даже не знаю. Хотел бы я лучше подготовиться к финалу этой истории. У меня есть несколько идей.

Феллнер: Оставь их для сиквела.

Скотт: Я пользуюсь факсом. У Стива Джобса тоже был такой. До сих пор принимаю сообщения таким образом, потому что это бумага. Вы отвечаете прямо на ней и посылаете обратно — все конфиденциально. Имейл разлетится по миру за секунду. Поэтому никогда не пишу через Интернет чего-то сомнительного.

Паскаль: Хотела бы и я так сказать. (Смеются.)

Роген: И сейчас получаю от Эми письма и вот не понимаю, о чем она думает, когда их пишет. (Смеются.)

THR: Ридли, ваш новый фильм о знаменитом похищении Джона Пола Гетти III в 1973 году. Чем вас привлекла история о семье миллиардеров?

Скотт: Хорошим сценарием, который не пришлось дорабатывать. За всю карьеру мне попали в руки два — нет, даже три! — отличных, уже готовых проекта. «Чужой» был замечательным, и я числился пятым в списке потенциальных режиссеров. Сначала они его предлагали Роберту Олтмену. (Смеются.)

Роген: Странный получился бы фильм!

Скотт: Другой стал «Гангстером» (байопик 2007 года о влиятельном торговце наркотиками Фрэнке Лукасе. — THR). И вот сейчас «Все деньги мира» Дэвида Скарпы. Это, кажется, Хичкок сказал: «Главное в кино — это сценарий, сценарий, и еще раз сценарий».

Паскаль: Именно.

Скотт: Работа директора студии, как мне кажется, — читать чертов материал. Нельзя это никому делегировать. Могу после первого абзаца сказать, как мы дальше поплывем, хорошо или плохо. К 10-й странице я уже волнуюсь, как бы автор дальше не облажался. А на 30-й с меня пот ручьями течет: «Блин, неужто получается!» Текст — вот что самое главное. Все остальное — мишура. Да простят меня актеры. (Смеются.)

THR: Джадд, вы открыли Сета. Как поняли, что из него выйдет кинозвезда?

Феллнер: Да вы только на него посмотрите. (Смеются.)

Роген: Так точно.

Апатоу: Ему тогда было шестнадцать.

Роген: Ага.

Апатоу: И это просто удивительно, что я сейчас сижу тут с ним за столом как с продюсером.

Паскаль: Как мило! Всего шестнадцать?

Апатоу: Он проходил прослушивание для сериала «Хулиганы и ботаны» (проект Апатоу и Пола Фига, выходил на NBC в 1999–2000 гг. — THR). Я просматривал его кассету и подумал, что Сет ужасно смешной: «Какой чудной парень!» (Смеются.) Потом, когда мы уже делали шоу, стало понятно, что под грубоватым фасадом скрывается глубокий и душевный человек. И у него талант к импровизации. А после закрытия предложили ему написать сценарий для следующего молодежного проекта «Неопределившиеся». Вскоре появилась идея «SuperПерцев», и только потом, несколько лет спустя, она превратилась в фильм.

Паскаль: Да, этот проект долго дожидался своей очереди.

Апатоу: Никто не хотел его делать. Самое смешное, с нами тогда работал один продюсер…

Роген: Да!

Апатоу: …который говорил, что попытается его продвинуть. У него ничего не вышло, но потом он стал директором киностудии. Тут мы решили: наш час настал! И в ответ на просьбу услышали: «Нет, снимать не будем». (Смеются.)

Роген: Это был удар.

Апатоу: Эми единственная, кто нам поверил. Мы предлагали разные бюджеты, но постоянно получали отказы.

Паскаль: До сих пор помню, как Джадд влетел в мой кабинет со словами: «Смотри, какую мы нашли девушку на роль подружки Джоны Хилла!» — это была Эмма Стоун (в этом году актриса получила «Оскар». — THR). А ты мне так и сказал: «Она станет звездой!»

THR: А как вы выбираете, с кем работать? Джадд, у вас, наверное, отбоя нет от желающих?

Апатоу: Вовсе нет. Всегда ищу, но никто мне ничего не шлет. Я в ужасе от того, как мало почты получаю.

Блум: Ждите после обеда сценарий.

THR: Сет, для вас как актера, что самое важное в продюсерах? И как это понимание помогает в работе?

Роген: Если проект не мой, то я редко снимаюсь. Но попав, считаю самым лучшим продюсером того, кого не вижу и не слышу на площадке. Вообще. Никогда. (Смеются.) У актера нет причин и поводов с ними общаться. На самом деле хоть это и моя первая профессия, особенного пиетета перед лицедейством не испытываю. Артист — просто часть съемочной группы и иногда даже не самое важное из того, что появляется на экране.

Скотт: Класс! Мне нравится. (Смеются.)

Роген: Вот, вот.

Скотт: «Как мне лучше прочувствовать эту сцену?» А ты попробуй голову в задницу засунуть. (Смеются.)

THR: Эрик, «Малыш на драйве» весь построен на музыке, которую слушает герой. Песни были упомянуты в сценарии?

Феллнер: Да. Сценарий был мультимедийный, на iPad. Разработка проекта обошлась недешево, ведь мы были вынуждены всем рассылать планшеты.

Блум: Мы бы на эти деньги целое кино сняли.

Паскаль: Надо слышать песни, когда читаешь.

Феллнер: Можно было нажать на название сцены и читать под музыку.

Роген: Это сложнее, чем любой мой проект!

Феллнер: Из всех 50 треков, выбранных Эдгаром Райтом, заменили только один. И ко всем очистили права еще до начала съемок.

Скотт: Во сколько обошлась вся эта музыка?

Феллнер: Намного дешевле, чем может показаться. Единственная причина, почему нам на Working Title удается снимать столько разного кино, — мы снижаем стоимость лент.

THR: Невозможно обойти тему харассмента в Голливуде и событий вокруг Харви Вайнштейна. Как вы думаете, индустрия ответственна за это?

Апатоу: Трудный вопрос, потому что слишком сильно укоренилась культура откупаться от людей. Тот, кого домогаются, молчит об этом и думает: «Если обо всем расскажу, то меня назовут проблемным, и прощай работа в шоу-бизнесе». А потом приходит Харви и говорит: «Вот 150 тысяч, и я тоже сохраню все в тайне». Это отлаженный механизм, поэтому и длилось все десятилетиями. До нас доходили слухи, но никто сам ничего не видел. Сложно в такой ситуации кричать: «Ату его!» Наверное, такое должно быть вскрыто изнутри — кто-то ведь выписывал чеки, знал точно, что происходит. Но на самом деле не так уж сложно не быть уродом. Ни к кому не приставать — просто. Можно уважать женщин. Это легко, и то, что так не поступают — дикость. Поэтому надеюсь, что в индустрии такое положение вещей всем надоело и ситуация исправится.

Роген: Я сталкивался с Вайнштейном лет десять назад (Роген играл главную роль в фильме Кевина Смита «Зак и Мири снимают порно». — THR). И как-то сказал: «Мутный какой-то тип, не буду больше с ним работать». Все вокруг меня хором: «Да, правильно!» Но продолжили с ним сотрудничать. Мне же его поведение объясняли тем, что он просто человек старой закалки, ничего особенного. В Голливуде принято гордиться тем, что наш бизнес не такой, как другие, правила для нас не писаны, и люди работают разные, со своими заскоками. Это же позволяет некоторым вести себя по отношению к другим просто чудовищно.

THR: Как вам кажется, Харви — исключение из правил?

Паскаль: Нет, не думаю. И многие до сих пор молчат о домогательствах, потому что нельзя бросаться камнями, когда живешь в стеклянном доме. Люди верят, что, если они выступят с заявлением, это навредит их карьере. Для нашей индустрии — ситуация трагическая. Я восхищаюсь женщинами, которые высказались, потому что ужасно тяжело, когда кругом делают вид, что все нормально. Вот за подобное поведение мы и несем ответственность.

Роген: Бывают люди, которые, как бы это помягче выразиться, настоящая гнусь. Но с ними все работают, потому что ну «необходимое зло», «надо так надо» и прочие присказки.

Паскаль: И деньги неплохие.

Роген: Да и деньги еще! Все, что сейчас происходит, нисколько меня не удивляет, хотя про домогательства я не знал. Не все могут выбирать, с кем работать, но те, у кого есть такая возможность, должны осудить подобное поведение и удалить таких людей из индустрии.

THR: Какой самый лучший профессиональный совет вам давали?

Блум: Я получил совсем недавно. Есть такая книга «Эго — это враг».

Роген: Я не согласен! (Смеются.)

Блум: В ней целая глава про то, как страсть к тому, что делаешь, мешает работе. Я, конечно, не всему там поверил, но ведь прагматизм иногда важен — особенно когда только входишь в профессию, как это было с моими первыми проектами. Так что отключайте эмоции иногда.

Паскаль: Между эго и амбициями всегда есть выбор. Надо ясно себе представлять, что же вы предпочтете, потому что эго всегда лезет на первый план. А работе такое только вредит.

Апатоу: Пытаюсь вспомнить лучший совет в моей карьере. Наверное, самый точный был, когда мы с Сетом делали «SuperПерцев», я сказал: «Меньше спермы, больше души!»

Феллнер: Кажется, Стивен Фрирз то же самое сказал Джуди Денч (Смеются.)

Роген: Меньше спермы, больше души?

Феллнер: Ага, и это сработало!

THR: Эрик, а вам какой совет пригодился?

Феллнер: Он был от Хичкока. Хотя и не лично мне сказанный, но я следую ему уже лет пятнадцать: «Самое важное — финал». От последних 5, 10, 15 минут и того, как их воспримут зрители, зависит, какие эмоции они вынесут из зала и что расскажут друзьям. Это может определить успех ленты.

Скотт: Мне удалось дорваться до нормальной работы только годам к сорока. Поэтому мой совет: не бросайте попыток и будьте благодарны.