ЭКСКЛЮЗИВ: «Я — человек ранимый, нежный»

06.09.2013Ярослав Забалуев

В 2009 году Юрий Колокольников сыграл Член, который стал человеком.
 В 2013-м в триумфаторе «Кинотавра» этого года — картине «Интимные места» исполнил роль фотографа, снимающего исключительно половые органы. Юрий совсем не боится демонстрировать свое тело общественности и считает, что, кроме любви и секса, в этом мире нет ничего интересного.

— «Интимные места» — одна из самых провокационных российских картин последних лет. Вас это смущало или, наоборот, привлекало?

— Не смущало ничуть! Я сразу согласился участвовать в проекте — мне очень понравился сценарий. Хотя была определенная опасность, что история в итоге опустится ниже пояса, не удастся выдержать задуманную стилистику. К счастью, все получилось. Что касается моей роли, то в ней есть главное, что вообще привлекает меня как актера и как человека: она заставляет зрителей задуматься, в чем суть протеста против традиционного общества и в чем состоит настоящая, внутренняя свобода личности. Ведь мой герой уверен, что его ничтоне сковывает, но на самом деле он так же закрепощен, как и остальные персонажи.

— Вы знаете, что такое личная свобода и как ее достичь?

— Да нет, конечно! Это вечный вопрос, на который человечество ищет ответ на протяжении всей своей истории. У меня рецепт один: постоянная работа над собой. Надо счищать все лишнее, все «шкурки». Мы постоянно создаем вокруг себя какую-то шелуху, которая скрывает нас от мира. Мне же важно оставаться честным по отношению к себе — если удается транслировать окружающим правду, то и пространство вокруг становится честнее.

— Поэтому вы так склонны к эпатажу? То на премьеру на скутере приедете, то на красной дорожке в шортах и вьетнамках появитесь.

— Ну да, веду себя неподобающим образом. А кто определил, что можно, а что нет? Я же не голым выходил на сцену! Если для нашего общества актер на скутере — это эпатаж, то извините... Я просто такой, какой есть. Хотя бывает, что не очень комфортно чувствую себя в нашей стране из-за того, как привык выглядеть, одеваться. Вот, например, браслет у меня золотой и рваные джинсы — и люди косо смотрят. А за границей вижу, что там все так одеты и прекрасно себя чувствуют. И если кажется, что я плюю кому-то в лицо — поверьте, ничего такого я не имею в виду, как раз наоборот. Я — человек ранимый, нежный, очень уважаю чужое пространство. Поэтому, наверное, кажется, что я эпатирую. Вообще, посмотрите на меня, я же просто белый рэпер. Ну, по крайней мере, точно был им в прошлой жизни. Большой, ранимый, нежный белый рэпер.

— А вам не кажется, что ваша актерская карьера оригинально складывается: сначала Член в «Счастливом конце», теперь «Интимные места»?

— Да уж, репутация сформировалась. Друзья шутят: «Ну все, будешь теперь гей-иконой». А я еще к тому же сейчас снимаюсь у Бориса Хлебникова в сериале «Озабоченные». Так что репутация, конечно, не ахти. Ну что поделаешь, каждому свое! (Смеется.)

— Специально выбираете такие роли?


— Если говорить о «Счастливом конце», фильм мне был интересен тем, что там была история любви, история человеческих отношений. А у нас в стране как-то странно его восприняли... Когда я показывал картину моим друзьям-иностранцам, они очень смеялись, хвалили. Мне же, с актерской точки зрения, было интересно сыграть член, который становится человеком. Да и вообще, что кроме секса и любви еще есть в мире интересного? Ментов, что ли, играть?!

— А как вы вообще относитесь к эротическому кино?


— Это, кстати, очень интересная тема. Ведь всего несколько лет назад жанр был очень популярен: были эротические драмы, триллеры, комедии... А теперь все это как-то растворилось. Ну да, есть разные фильмы — с голыми сиськами, без голых сисек, но самого жанра в культурном пространстве нет. С чем это связано? Общество двинулось вперед, рост индустрии порнографии заменил эти гораздо более тонкие картины. Ведь что такое эротика? Прикрытые интимные места куда больше возбуждают, чем голые. (Улыбается.) Это сложная вещь, больше про психологию человека, чем про обнаженку. Может быть, поэтому люди просто боятся за нее браться.

— Как бы вы сформулировали разницу между эротикой и порнографией?

— Они преследуют разные цели. Эротика — это все-таки инструмент для того, чтобы рассказать историю, а порно существует для того, чтобы возбудить человека, заставить его заниматься сексом или мастурбацией.

— И как вы относитесь к порнографии?

— Прекрасно.

— А не хотели бы сняться в порнофильме?

— Пока нет. (Смеется.)

— Есть у вас ваш личный топ классики эротики? Помните свои первые переживания, связанные с этими картинами?

— Мне кажется, что у всех этот список более или менее одинаков. «9 1⁄2 недель», «Основной инстинкт», «Дикая орхидея»... Помню, как мальчишками бегали смотреть «Орхидею» через дверную щелку кинотеатра «Пионер», но, что я тогда чувствовал, не вспомню — давно дело было.

— Я слышал, что «Интимные места» уже купили несколько европейских дистрибьюторов. Как вам кажется, иностранцам будет понятно, о чем речь в фильме?

— У нас на картине работало много иностранцев, да и фильм по духу получился не совсем русским. Мне кажется, это универсальная история. Проблема российского кино в том, что мы осознанно придумываем «типа русские» сюжеты, которые непонятны людям за рубежом. Получается такой странный суррогат. Ведь все люди одинаковые, и, если история непонятна за пределами страны, значит, с ней в принципе что-то не так. Не бывает фильмов про Россию или не про Россию, бывает про людей — и точка!